Google для разбитых сердец - Эмма Гарсия

Я вхожу в свою квартиру и закрываю за собой дверь. «Есть кто-нибудь?» – кричу на всякий случай. Никакого ответа. Я скидываю с себя промокшую одежду, иду в душ и долго стою под горячими струями, ощущая, как они барабанят по плечам. Намыливаю волосы и смываю шампунь. Ванная комната наполняется паром. Я вытягиваю шею и поднимаю руки, принимая под душем изящные позы. Картина не выходит у меня из головы. Если я хотя бы временами бываю похожа на девушку на картине, такую пленительную и сексуальную, значит, не все потеряно. Эта девушка мне чертовски нравится. Я чувствую, что теперь действительно могу стать такой, как она. Если рядом будет художник, который сотворил это чудо. А он будет рядом.

Но прежде всего надо отделаться от Роба. При мысли о нем я испытываю острый укол жалости и, чтобы заглушить его, начинаю припоминать все старые обиды и разочарования. Роб ни разу не подарил мне целой охапки цветов, ни разу не приготовил обед, ни разу не сделал мне массаж… и, если говорить откровенно, ни разу не довел меня до настоящего оргазма. Он вел себя так, словно находиться в его обществе – невероятное счастье для любой женщины. И я из кожи вон лезла, чтобы убедить в этом нас обоих. Я выключаю душ, заворачиваюсь в полотенце и протираю окошечко в запотевшем зеркале. Смотрю прямо в глаза собственному отражению. Взгляд исполнен решимости и спокойствия. Надеваю джинсы и черную тунику. Расчесываю волосы. Достаю из косметички черный карандаш для глаз. Черная подводка придает взгляду особый магнетизм. По крайней мере, так утверждают женские журналы. Когда я наношу на ресницы второй слой туши, в замке поворачивается ключ. У меня перехватывает дыхание.

– Кролик! Ты здесь?

– Здесь.

Роб возникает в дверном проеме. Он смотрит на меня, склонив голову к плечу, и пытается придать своему лицу выражение, которое, как ему кажется, изображает сочувствие.

– Как прошел день? – спрашивает он.

– Как мог пройти день, проведенный в больнице?

– Да… конечно…

Роб снимает пиджак и поворачивается, намереваясь идти в кухню.

– Я там кое-кого встретила, – кричу я ему в спину.

Роб возвращается в дверной поем.

– Кого?

– Сэм, собственной персоной.

Роб изображает некоторое недоумение.

– Ты что, забыл, кто такая Сэм? Девушка, на которой ты собирался жениться.

– Н-да, – мямлит он. Недоумение на его лице сменяется настороженностью. – Ты с ней разговаривала?

– Да, мы неплохо поболтали.

– Хм. Ну и что она сказала?

– О тебе она отзывалась в самых лестных выражениях.

В глазах Роба мелькает облегчение, смешанное с растерянностью. Он нервно ерошит волосы.

– Она ведь сама дала тебе отставку, верно? – спрашиваю я, наблюдая за его реакцией в зеркале. – Потому что нашла другого парня.

Роб изучает собственные ноги, постукивая носком одного ботинка о другой. Я поворачиваюсь к собственному отражению. Зрелище несравненно более приятное.

– Это она тебе сказала? – выдавливает из себя Роб.

– А как все было на самом деле?

Я смотрю на него, и мне кажется, что его череп стал прозрачным, открыв на всеобщее обозрение механизм лжи. Колесики, которые сейчас отчаянно вертятся. Люси была права, он просто самодовольный хлыщ. Роб переминается с ноги на ногу и потирает нос.

– Ну, на самом деле я не то чтобы… – мямлит он.

– Не надо никаких объяснений, – перебиваю я. – Ваши отношения меня не интересуют.

– По-моему, она встретила этого типа как раз тогда, когда у нас начались проблемы, но я не был уверен, что она оставила меня ради него и…

– Мне на это ровным счетом наплевать, Роб! – говорю я.

Выхожу наконец из ванной и иду к гардеробу. Надо найти туфли на высоких каблуках.

– Я не верю ни одному твоему слову. Ты лгал мне с самой первой минуты. Я имела глупость поверить, что ты и правда жить без меня не можешь… что ты бросил ее ради меня.

– Но я…

– Конечно, это было чистой воды идиотизмом – поверить, что ты любишь меня, хочешь на мне жениться и иметь детей!

Голос мой предательски дрожит. Спокойно, говорю я себе. Дыши глубже. Если ты сейчас разревешься, все пропало. Он сумеет запудрить тебе мозги. Роб, прищурившись, смотрит в окно. Я снимаю с шеи бриллиантовый кулон на цепочке и швыряю его на кровать.

– Ты ведь купил это для нее?

Он смотрит на кулон, потом на меня и кивает. Он даже не считает нужным отрицать. Это уж слишком. Проглотив оскорбление, я вытаскиваю из шкафа туфли. Пристально смотрю на Роба. Он смотрит на меня. В воздухе висит звонкая тишина.

– Ты куда-то собралась? – спрашивает он, глядя на мои туфли.

– Да, – киваю я.

Невысказанные обиды, претензии и разочарования носятся между нами, как мухи. Я отвожу глаза первая. Споры и ссоры больше не имеют смысла.

– И что ты намерена делать? – тихо спрашивает Роб.

– О чем ты?

– О нас с тобой.

– О нас с тобой речь больше не идет, – говорю я и беру сумочку. – Думаю, тебе стоит уйти как можно скорее.

Роб опускает голову. Все происходит совсем не так, как в моем воображении. Мне хотелось бы походить на Скарлетт из «Унесенных ветром», быть властной, насмешливой и исполненной справедливого негодования. Но мне грустно, и я ничего не могу с этим поделать. К тому же мне жалко Роба.

– Я понимаю, Вив, у тебя есть причины обижаться… но поверь, я тебя люблю.

Глаза Роба блестят, пальцы перебирают золотую цепочку.

– Раньше я в это верила. А сейчас поняла, что ты не в состоянии никого любить, кроме себя самого.

– Кролик, не надо так говорить!

Кошмар! Он и правда плачет. Всхлипывает и пытается втянуть слезы. Совсем недавно это возымело бы сокрушительное действие. Плачущий Роб – это шок, которого я не смогла бы вынести. Но сейчас я смотрю на его слезы как на очередной трюк. Он делает ко мне шаг, протянув вперед руки, словно малыш, который только учится ходить.

– Прости меня, Кролик! – выдыхает он. – Прости меня! Если я и врал тебе, больше этого не повторится. Я тебя люблю. Ты любишь меня. Мы не должны расставаться.

– А по-моему, мы не должны оставаться вместе.

– Я изменюсь… стану таким, как ты хочешь… поверь…

– Роб, я вовсе не хочу, чтобы ты менялся. Во-первых, это невозможно, во-вторых, ни к чему не приведет. Время упущено. Я тебя больше не люблю.

Роб начинает плакать в голос, точно малое дитя. Он трясет головой и не дает себе труда вытирать слезы и сопли. Я должна видеть, до чего довела его своей жестокостью.