Google для разбитых сердец - Эмма Гарсия

Господи боже, как у него все легко и просто. Все, о чем я мечтала, он предлагает мне на блюдечке. Стоит только протянуть руку. Сдаться на его уговоры. Роб поглаживает мое бедро.

– Я сейчас не расположена строить планы на будущее, – отрезаю я. – Мне надо ехать в больницу.

Роб понимающе кивает.

– Да, мне тоже пора на работу.

Он хватает пиджак и открывает дверь.

– Подумай о том, что я сказал. – У самых дверей он оборачивается. – Не унывай, Кролик. Я с тобой. Передавай привет бабушке.

Дверь хлопает. Я прислушиваюсь к его шагам на лестнице. Похоже, он отбивает на ступеньках какой-то ритмичный танец.

Я хватаю недопитую чашку кофе и швыряю ее в дверь. Ударившись о деревянную панель, она разваливается на две части. На полу расплывается коричневое пятно.

– Я бы с удовольствием передала бабушке твой привет, – цежу я сквозь зубы. – Но она без сознания.

Несколько секунд я сижу неподвижно, глядя из окна на улицу. Солнечные лучи играют на окнах зданий. Как убедить Макса, что я не имею к этому мерзкому посланию никакого отношения?

Хотя… утверждать так, наверное, несправедливо. Я не могу полностью снять с себя вину. В конце концов, именно я впустила Роба в свою квартиру. Могла послать его к чертям, но не послала. В результате он до сих пор здесь. Значит, я имею самое прямое отношение к случившемуся. Даже если Макс согласится меня выслушать, мне трудно будет объяснить, почему я впустила Роба… тем более я сама этого не понимаю. Я брожу по комнате, пытаясь придумать хоть какой-то выход. Как бы то ни было, я должна поговорить с Максом. Забросаю его сообщениями. Устрою засаду у дверей. На автоответчике загорается лампочка. Вдруг я услышу голос Макса! Затаив дыхание, нажимаю кнопку.

«Здравствуй, Вив, дорогая, это всего лишь твоя бабушка. Знаешь, детка, я чувствую себя не лучшим образом. Какие-то странные боли в груди, и голова немного кружится. Редж все время твердит, что мне надо ехать в больницу…

Вив? Ты дома? Она не отвечает… Пока, дорогая… Люблю тебя…»

Заливаясь слезами, я слушаю сообщение снова. Бабушка хотела поговорить со мной. Она была испугана, но отчаянно храбрилась. Надеялась на мою помощь. А я, чем я занималась в это время? Содрогаясь от неприятных воспоминаний, я выхожу из дома, чтобы ехать в больницу.

Утром в больничной палате царит суета. Все занавески у кроватей раздвинуты. Ночная смена заканчивается. Проходя мимо кровати, где вчера лежал похожий на мумию старик, я вижу, что она пуста. Медсестра убирает постель. У бабушкиной кровати сидит Реджи. Он держит бабушку за руку. Я подхожу и молча становлюсь у него за спиной.

– Я хотел срезать рододендроны и принести их сюда, но потом передумал. Я знаю, что ты их любишь, дорогая, – говорит он, не замечая меня, и гладит руку бабушки своей огромной шершавой лапой.

Потом он начинает напевать: «Странники в ночи… та-та… ловят взгляд в ночи… Кошка, которую ты подкармливаешь, сегодня явилась опять. Вид у нее отощавший. Я покормил ее и вечером покормлю опять, если только она меня дождется».

– Она не слышит, – говорю я.

– О Вив, здравствуй, милая.

Редж вскидывает голову и смотрит на меня из-под мохнатых бровей.

– Ты права, конечно… но иногда мне все же кажется, что она меня слышит… это как-то успокаивает…

Он смущенно улыбается, обнажая пожелтевшие от никотина зубы. Я подхожу к постели, поправляю одеяло, кладу цветы на столик. Касаюсь губами бабушкиной щеки, сухой и теплой.

– Давно вы здесь? – спрашиваю я Реджа.

– Примерно час.

– Вы можете идти, если хотите. Я посижу с ней.

На его лицо набегает тень. Он бросает на бабушку тоскующий взгляд.

– Я… я бы хотел остаться, если ты не возражаешь. Я обещал, что буду с ней все время. Она ненавидит больницы.

– Я знаю, – киваю я. – Пойду принесу еще один стул.

Редж вновь начинает ворковать, а я иду за стулом в дальний конец палаты. Почему бы этому старому ловеласу не убраться восвояси и не оставить меня наедине с бабушкой? Я ставлю стул с другой стороны кровати, беру бабушкину руку и целую.

– Доктор уже заходил? – спрашиваю я.

– Нет еще, – отвечает он с печальной улыбкой и смотрит на меня настороженно, как на незваную гостью.

– Редж, почему вы не вызвали врача, как только она почувствовала себя плохо?

– Она… она не хотела… не позволяла мне.

– Надо было настоять, – говорю я, слегка нахмурившись, и смотрю на синяк, темнеющий на бабушкином локте.

– Ты же знаешь, детка, переубедить Еву невозможно, – улыбается Редж.

– Надо было просто позвонить врачу, и все! Нельзя было доводить ее до такого состояния.

– Ты права, Вив, – вздыхает Редж, поглаживает бабушкину руку своим толстым, как сарделька, большим пальцем и целует ее.

Я борюсь с желанием дать ему пинка под задницу. Хочется остаться с бабушкой наедине.

– Расскажите о чем-нибудь, Редж, – говорю я. – Например, о том, как вы флиртовали с бабушкой, когда дедушка был жив.

Он откидывается на спинку стула и шумно вздыхает. Господи боже, ну и самообладание.

– Я всегда любил ее, Вив. С того самого дня, как увидел впервые.

– Э… я спрашивала не про то.

– А она… она любила твоего дедушку.

– Но он ведь часто уезжал, правда? И тогда вы могли проявить свои чувства. Или до того времени, как умерла ваша жена, Элис, вы ничего такого себе не позволяли?