Я в свою ходил атаку… - Александр Трифонович Твардовский

для работы стала похуже, а хуже всего, как я предполагал, неопределенность положения. В остальном все хорошо…

11. XII М.И. – А.Т. Москва (с оказией)

…Ты, вероятно, там нервничаешь и считаешь, что дело твое опять завязло. Оно-то почти так, но не безнадежно. Помни, Саша, что работать надо в любых условиях и при любых обстоятельствах. В этом наше утешение и спасение. Стихи твои, как ты, наверно, заметил, появились в «Правде», а не в «Звезде». Заметил ты, вероятно, и опущенную строфу, ту самую, относительно которой был разговор еще с тобой…

…Что же касается «Красного Воина», то они напечатали с несколькими купюрами. Но на другой же день прислали извинительное письмо (толстая хитрость) о невозможности согласовать и т. д…

Да, еще не сказала о книжке под заглавием «Возмездие». Она лежит в какой-то инстанции (читай: у толстого пуза)…

…Я все же уверена, что дело твое разрешится благополучно. Если не до нового года, то сразу после него.

Знаешь, с каким жаром человек берется за дела после всяких дат (новый год, день рождения и т. д.). Вот и наша «инстанция» отпразднует новый год и в один день решит дело в твою пользу…

Дети здоровы…

17. XII А.Т. – М.И. П/п 55563 – Москва

…Не пишу тебе, потому что хоть и примирился было с тем, что никакой телеграммы не будет, но все же каждый день ждал ее до сих пор… Телеграммы нет и нет, хотя приехал один наш человек из Москвы, говорит, слышал в ПУРККА, что меня назначают в «Красную звезду». В Москве я даже не представлял себе, до чего трудно здесь, когда затесывается надежда на отбытие. Здесь можно лишь тогда как-никак жить и работать, когда не собираешься и не надеешься ни на что, а считаешь, что тут тебе и быть должно. А не работать нельзя. Свое – как хочешь, а газета требует. Выезжал на фронт, правда, только раз за это время, но, можно сказать, ничего сколько-нибудь стоящего не написал. Сил нет, дух ослаблен, мысль притупилась, надоело все, что требуется, и нельзя того, что, может быть, хотелось бы. И писать тебе письма с такими жалобами тоже не хочется, у тебя своих тягот довольно…

…Жить здесь хорошо только летом, а зимой, хоть зимы и нет настоящей, в нетопленом доме со стеклянными стенами довольно мерзко. Я так надеялся, что скоро возвращусь в Москву, что в чемодане не оказалось ни теплых носков, ни даже лишней пары портянок…

22. XII А.Т. – М.И. П/п 55563 – Москва

…В предыдущем письме я характеризовал тебе свою обстановку и наполнил его всякими мрачностями. Сейчас спешу сообщить о некоем подъеме настроения в связи с сообщением о грибоедовской комиссии. Думаю, что вызвать меня хоть на торжественное заседание догадаются, а там уж я доделаю дела…

…Я начинаю, между прочим, публиковать в «Красноармейке» заметки из «Записной книжки». Убедился, что хоть этот жанр мог бы чудесно вмещать то, что не вмещается в работах обычного свойства, но все равно выше пупа не прыгнешь. А задумано у меня это дело хорошо и сулит в конце концов много. Расскажу об этом подробнее при встрече. И покажу кое-что. Оказывается, я этой работой занимаюсь уже три года, и у меня кое-что накопилось. Сегодня послал тебе новогоднюю телеграмму. Грустно мне, но что поделаешь: ты будешь одна, а я хоть и не один здесь, но, может быть, именно в этот вечер придется бегать в погребок вовсе не типа «Арагви» и не по собственному желанию…

Ну, целую тебя, дорогая, целую дочек, А.Т.

1945

1. I А.Т. – дочери Вале. П/п 55563 – Москва

Дорогая дочка, спасибо за твое хорошее письмо. Правда, ты уже сама себя похвалила: «Вот какие я тебе длинные письма пишу» (всего-то одно и написала!), но так и быть, я тоже похвалю. Молодец, Валя!

…Милая моя умница, если б ты знала, как мне приятно было получить листочки, заполненные тобой и Олькой. Ведь ты поразмысли: роднее тебя и Ольки у меня нет родни на всем белом свете. Имей это в виду, гимназия!

Мне приятно знать, что ты танцуешь столько разнообразных и хороших танцев (некоторых я и названий не знал, впервые слышу). А я, грешный, так вот и постарел, во всю жизнь не умея сделать ни одного коленца. Хорошо. Буду любоваться, как ты танцуешь, буду сидеть в уголке и наблюдать. Но надеюсь, что ты не считаешь танцы самым главным предметом и у тебя еще останется немножко времени для других предметов.

Оленьку поцелуй от меня и скажи ей, что я всегда ее помню, и, когда мне хорошо, я уж так и знаю, что Олька ведет себя хорошо, не капризничает и не огорчает маму, а когда мне грустно и тоскливо – это значит она балуется, всем мешает и т. д. Дорогая Валюша, посылаю тебе одну мою случайную фотографию. Это меня сняли в немецком городе Эйдткунене – теперь он уже в тылу, а тогда немцы были еще совсем недалеко. Целую тебя крепко. Скажи маме, что чувствую себя я хорошо, т. к. сейчас много хорошего делается, что приближает день, когда мы все вместе соберемся за нашим столом на кухне и начнем обедать. Хорошо бы на первое свежие щи либо картофельную похлебку (с мясом!), а на второе тушеную картошку (с мясом же и огурцами!). Третье я охотно уступаю в твою или Ольгину пользу. Так и передай. Впрочем, блины тоже хороши.

Ну, всего тебе доброго, дочурка моя, а главное – хорошего настроения (не забывай, что настроение очень зависит от того, в каком порядке нос!) и всяческих успехов в науках и танцах.

Твой старый отец А. Твардовский

P.S. Привет мой бабушке и Володьке. Какие танцы он танцует? Пиши.

5. I А.Т. – М.И. П/п 55563 – Москва

…Было уже совершенно вероятным, что к Новому году я приеду в Москву: пришла телеграмма Шикина. Я быстро собрался, хотя был в гриппу, закутался потеплее и два дня просидел на аэродроме – погоды не было. Ночевал уже не в редакции, она выехала туда, откуда я тебе сейчас пишу, сидя в тесной избе с моими сподвижниками. В ДК позвонили от главного моего начальства: отъезд отложить. Я думал, телеграмма из Москвы такая, но оказалось, это приказание местное. Однако ничего не поделаешь. Я туда-сюда звонить, мне говорят: «Сдайте билет и возвращайтесь в расположение части». Дня три еще прошло в возне и бесполезных переговорах. Каково было