Почтовые открытки - Энни Пру
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старр пригласила его в дом, угостила чашкой кофе и тостами с корицей. Он не ел тостов с корицей с тех пор, как уехал с фермы. Стараясь соблюдать хорошие манеры за столом, он все же подавился тостом.
– Надеюсь, вы не скажете, что мой кофе – бурда? – спросила она. – Мы только на прошлой неделе научились его варить.
Ему понадобилась минута, чтобы сообразить, что она шутит, – он не привык к женщинам, умеющим шутить, поэтому смеялся слишком долго и слишком усердно. Он сказал, что ищет место, где можно было бы заняться сезонной охотой с капканами.
– На койотов. Лис. Рысей.
Джек чуть сдвинул свой стетсон к затылку большим пальцем. Черные волосы на руках, рубашка с короткими рукавами, на манжетах пуговки, первые два пальца на левой руке – как барабанные палочки: в детстве отрубил топориком, остались две культяшки.
– Вы официальный охотник?
– Господи, нет! Я не истребитель, просто немного занимаюсь капканами, переезжаю с места на место, большого урона пушистой популяции не наношу. Беру свою долю – и двигаюсь дальше. На это и живу. Место оставляю после себя чистым, капканы убираю, снимаю все свои вешки, показываю результат хозяину земли, чтобы он сам увидел, в каком состоянии я «возвращаю» ему его угодья. Пока никто не жаловался.
– Я немного занимался охотой с капканами. Нелегкий хлеб.
– Когда приобретаешь навык, не такой уж и трудный. Дело привычки.
– Да. Что ж, не скажу, что я никогда никого к себе не пускал, но года два назад у меня были неприятности с парой так называемых охотников. Эти сукины дети всю зиму ели свежее мясо, а весной я недосчитался коров. Мне даже койоты не наносили такого урона. Эти парни использовали коровье мясо как приманку. Поэтому вы понимаете, что я хотел бы знать, как у вас поставлено дело.
– Обычно я паркую свой фургон в каком-нибудь приятном поселке, обустраиваюсь, обхожу участок в начале осени, после того как койоты уходят в горы на зиму, делаю письменные заметки, пока не почувствую, что знаю, кто где есть и в каком количестве. Мысленно провожу маршруты, готовлю капканы и распорки. Как только наступают холода, лучшее время для меха, я в деле – с ноября по январь. Для приманки использую кролика, скунса, всякие отходы, но никогда не стреляю для этого коров. Впрочем, койоты в этих краях теперь стали другими. Более смышлеными, чем раньше. На мертвую приманку не ведутся. Поэтому я ставлю пустые капканы на тропе к норе и обхожу свой маршрут каждый день. К февралю я заканчиваю – у койотов начинается линька, уже в конце января можно видеть, что цвет шерсти у них потихоньку меняется. Наступает февраль – и я ухожу. Везу шкурки на пушной аукцион в Виннипег или продаю через Fur Combine.
– Ну, что я вам скажу? Когда разводишь брамов[105], особых неприятностей с койотами не возникает. Я развожу их уже семнадцать лет – тут, в этой округе бледнолицых, меня считают чокнутым, трудно заниматься тем, чем не занимается никто из соседей, – и никогда койоты не унесли у меня ни одного. Я ненавижу всякую отраву и ненавижу тупиц, которых присылает правительство, они приезжают на государственные земли, истощенные выпасом овец, и травят все подряд – мы так потеряли чудесного пса, маленького бордер-колли. Отравился. Самый лучший пес из всех, какие у нас были, сообразительный, добродушный. Но против охоты и капканов я ничего не имею. Хотите поохотиться здесь с капканами – давайте. Я не знаю, сколько тут койотов, но скажу вам: я не из тех, кто считает, будто землю нужно полностью очистить от диких животных. Это я об овцеводах, потому что они больше не дают себе труда пасти свои стада. Просто выгоняют двести тысяч овец на волю, а потом, когда возвращаются не все, вопят: караул! Большинство из тех, кто разводит крупный рогатый скот, отлично знают, что койоты сдерживают популяцию грызунов, поедающих траву, пара койотов за неделю истребляет сотни мышей и сусликов. У нас земли́ – двадцать четыре акра. Всему места хватает. А они только и твердят, что здесь слишком много койотов и слишком мало места. Впрочем, иногда и ранчеры бывают сукиными детьми по отношению к родной земле, как говорит Фрэнк Клоувс.
Но Джек и Старр Саджин были хорошими ранчерами. Их скудная на вид земля вдавалась в национальный лес «Черное облако». Лоял вспоминал бурю с ледяным дождем, во время которой они с Деткой, когда та еще была с ним, ночевали в кухне у Джека и Старр. Он не мог припомнить почему – может, это было тогда, когда ему пришлось менять двигатель у своего пикапа? Дед Джека презирал приземистые фермерские дома и выстроил трехэтажный дом с башенками, мезонином, слуховыми окнами, резьбой в форме гирлянд вдоль карнизов – ни дать ни взять викторианский Огайо. Для такого высокого дома ветра тут бывали слишком сильными. После бури огромные, футов в двадцать, пласты льда, подтаивая и съезжая с жестяной крыши, загибались внутрь и вреза́лись в стены. Выбивали стекла. Ветер гнул деревья, размахивал их пышными ветвями, пока с них не слетала ледяная корка. Сосны под тяжестью льда обвисли, как шерсть у промокшей собаки. Капканы примерзали к земле. Однажды он видел, как койот скользил по блестящей ледяной поверхности, тупые когти были здесь бесполезны, и животное, чуя его веселье, выглядело униженным.
Светлых, с серебристыми крапинками койотов высоких равнин и сухих горных хребтов и чалых пустынных койотов он любил больше всего. Самое смышленое животное в мире, говорил он бывало, сидя в баре. Никто этого не отрицал.
– Его можно обмануть один раз, но дважды – никогда.
– Черт, койот чует запах выхлопа твоей машины на расстоянии ста ярдов с подветренной стороны через три дня после того, как ты там проехал. Зрение у них – как у орла, и им хватает мозгов, чтобы оставлять тебе