Почтовые открытки - Энни Пру

собака утопала в снежной пене. Он почувствовал, как что-то стало колоть ему ноги, и в тот же миг понял, что́ сейчас произойдет. Он слышал о ней годами, но никогда прежде не попадал в сильную низовую пургу[107]. Немного испуганный, он повернул назад. Элбоуз бежала за ним по пятам, наступая на задники его снегоступов. Он сам почти бежал, не отрывая взгляда от фургона, казавшегося серым горбом на фоне размытого неба.

Когда они находились менее чем в пятистах ярдах от фургона, поземка взвихрилась выше его головы и, сопровождаемая жутким завыванием ветра, стерла всю видимость. Ветер вдул ему в рот и нос воздух, начиненный ледяными кристаллами. Он ничего не видел. Снег облепил ресницы, набился в нос, бил его со всех сторон. Мир, исчезнувший из поля зрения, резко накренился. Он шаркал ногами, желая продвинуться вперед, но понимая, что неизбежно будет отклоняться в сторону от фургона, вопрос лишь – на сколько, на футы или дюймы. Он чувствовал, как собака наступает на пятки его снегоступов, и понимал, что она двигается за ним вслепую.

Неизвестно почему ему вдруг пришло на память, что Джек был не первым мужем Старр – до него она была замужем за хозяином молочной фермы в Висконсине, – что у нее есть взрослые дети во Флориде, в Ленд-о-Лейксе, которые никогда ее не навещают. Больше Лоял ничего не знал. Почему это вспомнилось сейчас? Ему нравился Джек.

Сколько времени потребуется, чтобы пройти пятьсот футов против ветра, дующего со скоростью шестьдесят миль в час? Фургон такой маленький. Это все равно что искать корзину объемом с бушель в океане. Собака не отрывалась от его снегоступов. Он не решался обернуться и прикрикнуть на нее из опасения сбиться с пути. Опустив голову, он шел вперед, одной рукой прикрывая рот, чтобы можно было дышать. Лицо у него онемело. Он протер залепленные снегом глаза. Внезапно между порывами ветра образовался секундный зазор, словно зверь остановился, чтобы сделать вдох, и сквозь поредевшую снежную пелену Лоял увидел фургон в сорока футах впереди слева. Он уже чуть было роковым образом не отклонился в сторону от него.

Лоял развернулся в правильном направлении, но не успел сделать и трех шагов, как белая мгла снова сомкнулась у него перед глазами, обрушилась на него и покачнула. Десять шагов. Элбоуз путалась у него под ногами. Он должен был бы уже быть на месте, но не был. Еще шаг. Еще. Он вытянул руки перед собой и в этот момент увидел боковую стенку фургона. Господи, как простые индейцы выживают во время снежных бурь в своих кожаных конусах?

Наконец внутри. Фургон мотало под визжавшим ветром. Он повесил снегоступы на заднюю дверь – с них капал таявший снег, подбросил в печку чурбачок. Налил воду в кофейник и, переступив через собаку, принялся молоть зерна. Выкусывая льдинки из передних лап, Элбоуз повиляла ему хвостом, и он наклонился, чтобы погладить ее узкую голову.

– Едва пронесло, девочка, – сказал Лоял. – Мы чуть было не прошли мимо чертова фургона и не уто́пали прямиком в Санта-Фе. Не случись того короткого затишья, мы бы и сейчас барахтались там, снаружи. К этому моменту, наверное, уже сооружали бы себе вигвам из двух снегоступов и молились.

* * *

Той весной он продал свои шкурки на аукционе по семьдесят долларов – по высшей цене. Его черно-бурые мягкие шкурки были превосходны: шерсть длинная, пушистая и блестящая. Пьер Фор, закупщик «Компании Гудзонова залива»[108], угостил Лояла выпивкой.

– Большие деньги, Лоял. Не знаю, чем ты занимался раньше, но твои шкурки чертовски хороши. Пейо тоже добыл несколько красивых лис и бобров. Ты видел его шкурки? Темно-рыжий чистый мех – красота. Что ж, орел мух не ловит, так ведь? Видал я тут, что предлагали какие-то юнцы, – овчинка выделки не стоит. Шкурки растянуты так, что потеряли всякую форму. У одного бобер выглядел как канадский гусь, так он вытянул ему шею, а голова – как комок. Напрасный труд. Эти сукины дети только создают помехи для настоящих звероловов. Но позволь мне тебе сказать, что тяжелые времена для звероловов скоро в любом случае наступят.

– Что вы имеете в виду? Снова упадут цены?

– Хуже, мой друг. Ты, может, за ветром и своими капканами не слышал ропот, но среди торговцев слухи ходят. И не прекращаются. Я – про защитников прав животных, тех, что против охоты с капканами и меховых шуб. Вот тебе пример. Пару недель назад в Чикаго группа этих ублюдков выстроилась у одного из шикарных магазинов и обрызгивала белой краской всех выходивших из него женщин в шубах. А в Нью-Йорке они маршировали взад-вперед перед скорняжной мастерской с плакатами «Убийцы» и «Только животные выглядят хорошо в меховых шубах». А есть еще такие, кто выступает против ногозахватывающих ловушек и капканов вообще. И это движение набирает силу. Стоит об этом подумать, Лоял. Если приходится доказывать, что ты прав, может, ты не прав? Думаю, грядут неприятности. Я бы встал в другие ряды, если б мог.

Поначалу он использовал с полдюжины разных способов. Иногда, например, идя по своему маршруту, с помощью костяного свистка издавал звук раненого кролика и подстреливал отбившегося от стаи молодого койота, прибегавшего посмотреть, что происходит, но его главным инструментом был стальной капкан номер три с двойной пружиной. К ноябрю все бывало готово – капканы вычищены, высушены и расставлены по местам. Обработанные воском перчатки, боковые кусачки, сапоги, бутылки с приманкой, проволока, струны, колышки, высушенные, измельченные и просеянные навоз, земля, песок, трава и ветки – все сложено в большом ящике на крыше фургона.

На четвертый год его охоты в угодьях Саджинов Старр изъявила желание пойти посмотреть, как он расставляет свои капканы. Он не торопился с ответом.

– Какого черта, Лоял, сколько еще сырных суфле тебе надо съесть, чтобы согласиться? – Они с Джеком рассмеялись. Лоял тоже рассмеялся, с запозданием и кисло.

– Нет-нет, просто, чем меньше запахов вокруг, тем лучше. Если бы был способ устанавливать капканы, не приближаясь к месту, я бы так и делал. – Тем не менее он позволил ей пойти с ним, после того как она пообещала оставаться на дороге и наблюдать за ним в бинокль. Он не подал виду, что она была первой женщиной, которую он подпустил к себе за последние тридцать два года.

– Ну вот, это будет пахучий столбец. Там, над кустами, под углом торчит скала – в бинокль ее можно рассмотреть отсюда до последней выбоинки – и ни один койот на милю вокруг не пройдет мимо,