Последнее лето - Елена Арсеньева

Слышал? Наверное, слышал? Ничего себе! Да в поискахгосподина Морта Охтин наизнанку вывернул справочное бюро, перетряс всехвозможных Мертвяковых-Смертиных-Мертваго-Труповых и иже с ними, обнаружил дажевовсе кошмарную фамилию «Трупоядцев», но ни один из этих людей не оказалсябывшим циркачом, метателем ножей Полем Мортом. След, поданный Шулягиным, привелв тупик. Никаких успехов не достигли агенты, шарившие в Коммерческом институтеи наводившие справки через осведомителей в кругах уже сугубо уголовных.Приходилось признать, что Лидия Николаевна Шатилова не ошиблась, и происшествиебыло типичным политическим эксом, однако Смольников еще не достигдоговоренности с начальником жандармского управления о том, чтобы задействоватьсекретных агентов, которые работали среди политических. Агентов таких былораз-два и обчелся, а потому они ценились на вес золота, это раз, а во-вторых,все они были мелкой сошкой, к обсуждению таких важных дел, как эксы, вряд лидопускались и могли попросту ничего не знать и не узнать никогда, несмотря навсе усилия.

И вот, вообразите, в минуту всеобщего отчаяния и опусканиярук является в сыскное барышня в шапочке, моргает прелестными глазками изаявляет, что у нее ценнейшие сведения по поводу этого почти безнадежного дела!

– Что ж вы сразу, барышня, не сказали, что вашесообщение по эксу! – взвился Охтин. – Конечно, идемте скорей! Думаю,его благородие примет вас безотлагательно!

Он рванул вперед по коридору, но через пять шагов осадил,сообразив, что бежит в одиночестве. Оглянулся. Барышня так и стояла на прежнемместе, еще крепче, словно бы в порыве отчаяния, прижимая к себе муфточку. Глазау нее… это уже были не глаза, а глазищи, полные такого ужаса, словно перед нейразверзались поистине бездны преисподние.

«Что-то здесь не то. Не то, не то… Возможно, страшноей, – смекнул Охтин. – И хочет сообщить, и опасается, что налетчики узнаюти отомстят».

Он немедленно отмерил пять шагов назад и снова оказался сней рядом.

– Ничего не бойтесь, – прошептал, глядя прямо виспуганные глаза. – Ни-че-го. Ни единая душа не узнает о тех сведениях,которые вы нам сообщите. О вашем приходе – тоже. Конечно, вам бы лучше было намтелефонировать, мы б подъехали к вам на встречу, куда бы вы сказали.

– Что, сам господин Смольников подъехал бы? – состранной, горестной усмешкой спросила барышня.

– Ну, это вряд ли, – честно сказал Охтин. –Скорей всего, кто-то из агентов.

– С агентами я и говорить не стала бы, – покачалаона головой, и шапочка даже не шелохнулась, а горестное выражение накрепкозадержалось на лице…

«Что-то, воля ваша, здесь не то!» – опять подумалось Охтину.Дежурный в это время кашлянул, и он взглянул в его сторону.

– Извините, господин Охтин. Дозвольте обратиться. Высейчас к его благородию уйдете, видать, надолго, а у меня тут бумага, до васкасаемая, неподписанная который день лежит, еще с прошлого дежурства. Соблаговолитеподписать, а? Вот здесь, в дежурке. Извините великодушно, барышня, однаминуточка только! – И он щелкнул перед незнакомкой каблуками, словно передсамим полицмейстером.

Охтин и глазом не моргнул, и бровью не повел. Последовал заунтером в дежурку, дивясь его изобретательности: нагородить столько ахинеи водно мгновение да с таким естественным видом… Чтобы агент сыскного подписывал вдежурке какие-то бумаги?! Ну и артист же этот дежурный, как его… кажется,Началов его фамилия, ну, артист… Не Началов, а просто тебе Качалов или, кпримеру, Мочалов…

Поддерживая навязанную мизансцену, Охтин склонился к столу,ткнул перо в чернильницу, что-то поцарапал по услужливо подсунутому листку, амежду тем Началов, тыча толстый, с коротко подрезанным ногтем палец в этотлисток, почти беззвучно выдохнул:

– Что-то здесь неладно, Григорий Алексеевич. С барышнейнеладно. Посматривайте! Дай бог, коли просто шалая, а то ведь как бы неначудила чего. Не прикажете ли задержать да обыскать?

– Ну, вот, – беспечно проговорил Охтин, откладываяручку и неодобрительно осматривая пальцы, конечно же, испачканные чернилами: онпачкал их всегда и всюду, как если бы так и остался на всю жизнь гимназическимприготовишкой. – Надеюсь, этого довольно, унтер-офицер? Да, кстати, безпромедления, организуй-ка самоварчик, вдруг чаек потребуется. Только крутогокипятку не заводи, очень тебя прошу. А мы пойдем в гляделки поиграем сгосподином Смольниковым. Извините, я глупо пошутил, мадемуазель, есть у менятакой недостаток, склонность к дурацким шуткам. Кстати, как вас звать-величатьприкажете?

– Имя мое я скажу только господину Смольникову, –дрожащим голосом выговорила барышня, и Охтин ощутил, что не только голос ее –вся она дрожит так, что даже воздух, ее окружающий, чудится, колеблется.

Да. С ней и впрямь что-то неладно… В отличие отпростодушного «фабриканта» Шулягина агент Охтин никогда не оставлял безвнимания даже чуть слышного шепотка своего внутреннего голоса, а тут он уже непросто шептал, а криком, можно сказать, кричал, надрывался. Унтер Началоввполне мог и не предостерегать – Охтин и сам давно был настороже, как пес,почуявший опасность.

Он шел, пропустив барышню вперед на полшага, якобы извежливости, а сам сосредоточенным взглядом – сугубо деловым! – обшаривалее фигуру. Началов, конечно, таращился вслед, готовый в любую минуту броситьсяна помощь. И, лишь только они свернут за угол, он начнет гоношить самоварчик …

Интересно бы знать, что это она так за муфту держится? Какутопающий – за спасательный круг! А муфта… Конечно, Охтин мало что понимал вдамских штучках и, не будь он столь насторожен, ничего неладного не заметил бы,а между тем вот странно: обычно дамы делают муфту из того же меха, что ишапочка, и воротничок на жакете или сам жакет, а здесь шапочка и воротник из сероймерлушки, муфта же черная, тяжелая, мутоновая, порядочно вытертая и совершеннок прочей одежде не подходящая. И она очень большая.

А и впрямь, не последовать ли совету Началова, не обыскатьли барышню?

Нет, вдруг Охтин и унтер ошиблись, тогда позору необерешься. Лучше ушки держать на макушке. В случае чего с этой барышней онсправится запросто, девчонка и пикнуть не успеет, как будет скручена.

– Прошу вас, сюда войдите, – приоткрыл он дверькабинета. – Я сию минуту попрошу его благородие к вам зайти. Вы ведь,наверное, не хотели бы появляться в приемной?

Барышня кивнула, но Охтину показалось, что она вряд лиуслышала, что ей сказали, так была напряжена.