Сладкий грех - Никола Корник

Страшный, невыносимый выбор…

Письмо выскользнуло из ее руки и упало на ковер. Ясно, что нужно предать Эвана не из-за денег, а из-за принципов. Ирония ситуации в том, что именно преданность принципам вызывала ее уважение и восхищение Эваном. Она полюбила его за уверенность и фанатическую преданность делу и людям, которые последовали за ним. Сейчас для нее настало время пожертвовать своими интересами и любовью. И все это ради давным-давно похороненных принципов? Но ведь могут погибнуть тысячи мирных людей! Вот что должно перетянуть чашу весов.

Лотта сидела, обхватив плечи руками. Всего несколько часов назад она искала спасения в любви Эвана. Мир — это страшное и холодное место, где любовь разбивается вдребезги. А Тео, несомненно, вознаградит ее любовь к отечеству. С голоду она не умрет. Но жизнь без любви потеряет смысл.

Она встала и медленно прошла к секретеру. Обмакнув перо в чернильницу, стала писать Тео. Затем отправила Марджери на почту с приказом найти мальчика, который срочно доставит письмо лично Тео. После этого Лотта написала другое письмо — Эвану. Предупредить его, дать возможность бежать — эта мысль отчаянно билась в ее мозгу. Да, она не может оставить втайне его замыслы, но ее сердце не допускало, чтобы он пострадал, попал в руки тюремщиков, понес жестокое наказание.

Ну что об этом говорить, если сердце уже разбито?

«Это будет самый последний раз, когда я предаю тебя. Я так люблю тебя, но даже этой любви недостаточно. Я обязана отдать долг своей стране…»

Звучит так возвышенно, совсем не похоже на нее.

«Вот я и определилась со своими принципами, которых явно недоставало. Но почему же все это произошло в такой неподходящий момент…»

Что можно на это сказать? Лотта набросала несколько скупых слов предупреждения и закончила письмо. Меньше всего ему теперь нужны слова ее раскаяния, а тем более, боже упаси, воспоминания о любви!

Прошло уже два часа. Лотта сидела на прежнем месте, зябко кутаясь, онемев от напряжения. Стало смеркаться. Тео уже должен получить ее письмо. И Эван тоже. Она страстно молилась, чтобы ему и Арланду хватило времени для бегства.

Письмо заговорщиков соскользнуло со стола от легкого сквозняка, донесшегося от двери. Лотта замедленно, как это делают очень старые люди, склонилась, чтобы подобрать бумагу. Сквозняк снова сдул ее, не давая дотянуться. Наконец, Лотта схватила письмо и выпрямилась. В этот момент кто-то вошел в комнату.

Лотта ожидала увидеть Тео, но на пороге ее комнаты стоял Жак Ле Прево. Она вздохнула с чувством огромного удивления и облегчения.

— О, как же вы напугали меня, месье.

Впервые Ле Прево не отвесил ей свой картинный поклон и не сделал своих экстравагантных комплиментов.

Его колючий взгляд впился в ее лицо, заставив поежиться. Пока она краснела и пятилась, он смотрел на письмо, зажатое в ее руке, и, наконец, протянул свою, явно собираясь отобрать бумагу.

— Что вы там прячете, мадам? — спросил он спокойно и бесстрастно.

— Я… О… — Жар прошел по ее телу. Поскольку Ле Прево был французом, Лотте вовсе не хотелось, чтобы он узнал, что в этом письме. Лотта почувствовала себя загнанной, пойманной. Она судорожно комкала бумагу в руках, не зная, на что решиться.

— Ничего. Это письмо к подруге.

— Вы не умеете лгать, мадам, — улыбаясь, заметил Ле Прево. Но эта улыбка не тронула его холодных глаз.

— Что вы имеете в виду?

Ле Прево не отводил настороженного взгляда от ее лица.

— Я должен был понять, что Сен-Северин способен это спрятать здесь. Размышляя, я склонялся к тому, что он не станет подвергать вас такому риску, — заметил он, холодно блеснув глазами. — Оказывается, я ошибался. Он и не думал о вашей безопасности, мадам. Где вы нашли это? — поинтересовался он, грозно сдвигая брови.

Мысли Лотты понеслись с отчаянной скоростью, сравнивая и взвешивая внезапные подозрения. Ле Прево, фатоватый полковник, дамский угодник, раздающий комплименты налево и направо, который никогда не придавал значения ничему, кроме покроя своего камзола… Неужели это тот самый информатор, который работал на британцев? Так, значит, он искал бумаги Эвана? Как и Тео? И тут она вспомнила ночь, когда последовала за Эваном и стала свидетелем его встречи со связным, которого потом нашли убитым. Лотта лучше других знала, что не Эван его убил. Но в ту самую ночь за стенами города она видела еще одного человека и узнала Ле Прево, но решила, что он возвращается со свидания…

Вероятно, смерть для него привлекательнее любви.

— Я вас не понимаю, — с дрожью произнесла Лотта. Лощеная бумага захрустела в судорожно сжавшихся пальцах. — Значит, это вы ищете бумаги? А мне казалось, что если вы француз… — Она остановилась, поняв, до чего все это глупо. — Конечно, вы должны были бы поддерживать планы Эвана…

Лотта снова не закончила свою мысль, прочтя по лицу Ле Прево, что он не ожидал найти в ней столь прекраснодушную наивность. Еще она увидела в его руке пистолет и шпагу у бедра. Вот когда Лотта наконец поняла, что оправдались ее худшие опасения.

— Вы — предатель! — потрясенно прошептала она. — Вы не служите никому, кроме собственной наживы.

— Я всегда на стороне того, кто больше предложит, — пожав плечами, согласился он.

— Поскольку он лишен понятия о чести, готов продавать и друзей, и врагов с полным равнодушием, лишь бы платили хорошо, — произнес тихий, глуховатый голос у них за спиной.

Лотта оглянулась и в проеме дверей увидела Эвана. Его глаза горели медленным холодным огнем. Он спокойно перевел взгляд с лица Ле Прево на дуло его пистолета.

— Разве это не так, Жак? — продолжал Эван. — Британцы, французы, американцы — какая разница, лишь бы хорошо платили. Я знал, что кто-то доносит, и должен был догадаться, что это вы, — выдохнул он.

Атмосфера в комнате сгущалась.

Лотта заметила в глазах Ле Прево ненависть, но он лишь пожал плечами, и безобразная улыбка искривила его губы.

— Не всем же быть героями, как вы, Сен-Северин, — ухмыльнулся он. — Между прочим, если уж мы заговорили о предательстве, — продолжал он, сделав красноречивый жест в сторону Лотты, — вам бы стоило адресовать свои упреки вашей дорогой подруге. Она продала вас своему брату.

Эван повернулся, и сердце Лотты оборвалось в груди.

— Простите, если сможете, Эван, — прошептала она. — Но я должна была это сделать.

В ответ он улыбнулся с такой нежностью, что у нее перехватило дыхание.

— Я не упрекаю вас, Лотта, — сказал он. — Я бы сделал то же самое на вашем месте. Должен признать, удивлен вашей решимостью следовать моральному долгу. Но меня несколько разочаровало, до чего неподходящий момент вы для этого выбрали, — посетовал он, снова поворачиваясь к Ле Прево. — Вернемся к вам, Жак, — ровным ледяным тоном произнес Эван. — Вы не имеете ни стыда ни совести.