Сладкий грех - Никола Корник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Просто мне нечего вам предложить, — ответил Эван. — Я военнопленный, который может бежать, меня станут разыскивать, объявив охоту по всему королевству. Каким же надо быть эгоистом, предлагая вам рисковать, чтобы остаться со мной. Кроме того, мне необходимо выполнить намеченное. Вы знаете, у меня есть планы. Арланд… — Здесь он остановился. Ему очень хотелось бы полагаться на нее, делиться планами и секретами. Она и так уже знала довольно много. Но Лотта сама решила проблему, прижав палец к губам Эвана.
— Не рассказывайте мне ни о чем, — прошептала она. — Тогда у меня не появится соблазна предавать вас, и никто не заставит меня пойти на предательство.
Эван уступил ее просьбе, хотя теперь убил бы любого, кто вознамерился бы заставлять ее пойти на предательство. В ответ он только поцеловал ее пальцы.
— Невероятно, чтобы вы и вправду считали, что я создана для вас. Как же ваши принципы, которых у меня, кажется, совсем мало, — с некоторым сожалением сказала Лотта. — Ваша совестливость говорит о вас как о человеке чести, а мне совесть совсем ни к чему. Я — женщина без репутации или хорошего характера. — Лотта не смогла продолжать.
Эван наклонился и поцеловал ее.
— Значит, вы — моя женщина с дурным характером, — шепнул он. — Я желаю относиться к вам с величайшим уважением, и вы весьма обяжете меня, если согласитесь с этим.
Он почувствовал ее улыбку под своими губами.
— Ну, если я ваша женщина с дурным характером, — шепнула в ответ Лотта, — то просто требую, чтобы вы отбросили всякие колебания, взяли меня с собой и женились на мне, — сказала Лотта, откинувшись назад и положив руку ему на грудь. — Не вижу причин считать вас совершенно безнадежным, — добавила она. — Пусть вы пленный, зато богатый и титулованный. Думаю, мне понравилось бы носить имя леди Сен-Северин. В моем возрасте глупо пренебрегать возможностью обеспечить старость.
— В таком случае, — заметил Эван, — возможно, нам следует отпраздновать помолвку.
Он уже начал не спеша расстегивать эти маленькие изящные пуговички на ее лифе.
— Не так уж и благородно с вашей стороны, — улыбнулась Лотта.
Как только пуговицы поддались, он проскользнул рукой под корсаж. Лотта вздохнув, легла на спину.
— Я, кажется, настолько исправилась за последние дни, что вы — единственный страшный грех, который у меня остался, Эван, дорогой.
Теплое летнее солнце ласково касалось обнаженной кожи. Лотта вдыхала летние ароматы, запах разогретой солнцем травы и цветов. Потом Эван стал целовать ее, и Лотта забыла обо всем в его крепких объятиях.
Им много раз доводилось заниматься любовью с вожделением, злостью или нежностью. Это было так приятно и чувственно, пламенно и жарко. Все это она уже испытывала прежде: восторг первого узнавания, развращенность откровенной эротики. Лотта полагала, что ей нечему больше учиться и некуда дальше развиваться. Она ошибалась.
Любовь сквозила во всем, что делал с ней Эван, в касаниях, в ласках рук, в трепетных поцелуях.
— Я вас люблю, — сказал он, прижимаясь губами к пульсирующей жилке на ее шее. И запустил пальцы в ее волосы, целуя изгиб за ушком с утонченной нежностью. — Я вас люблю… — И его губы продолжали свое движение по ее коже, унося дыхание, обрекая на сладкую муку.
Она протянула руки к его лицу и, притянув к себе, стала целовать так яростно, так безрассудно и жадно. Именно в этот момент Лотта вдруг ощутила ужас, потрясший все ее существо. Ей вдруг показалось, что если она не сумеет сейчас обуздать свои чувства, то потеряет все. И вновь обманется, отдаваясь во власть мужчине, чтобы проиграть и остаться опустошенной. Нет, на этот раз все будет не так!
Эван несколько отодвинулся, предостерегая и мягко удерживая ее руки.
— Все время во Вселенной принадлежит нам, — тихо сказал он. — Я никогда не покину вас, Лотта. Я клянусь в этом.
Он целовал ее с медленным наслаждением, пробуя на вкус, склоняя голову, чтобы, слегка коснувшись языком ее сосков, припасть к ним, сосать и покусывать, пока сердце в ее груди не загорится страстью, которая заставит затрепетать от томительного желания все тело. Лотта почувствовала, что лишается сил в тщетной попытке сохранить последние рубежи, ограждающие от него ее бедное сердце. Но тщетно. Она затрепетала, подчиняясь его воле.
Он опустился на нее, открыто распростертую для его желаний. Солнце померкло, тень упала на его лицо. И он вошел в нее. Сердце Лотты яростно подпрыгнуло в груди, а потом она пробежалась руками вниз по его спине и остановилась, чтобы ощутить напряжение его тела, когда он совершал свое движение в ней.
— Взгляните на меня, Лотта… Я люблю вас… — Его дыхание прерывалось. — Я всегда буду вас любить.
Глаза Лотты приоткрылись, она улыбнулась, выгибаясь навстречу неминуемому столкновению с его телом. Солнечный свет трепетал, ярко освещая самые потаенные уголки ее души, изгоняя затаившиеся страхи. Свет разгорался все ярче и ярче, уничтожая горечь прошлого. Восторг пульсирующими ударами бился в ее теле, и ни с чем не сравнимое тончайшее наслаждение, какого она не знала прежде, распространялось внутри, сметая все преграды на своем пути, захватывая все ее существо. Всепобеждающее и ослепляющее наслаждение. Страсть обручилась с любовью во веки веков.
Прошло время, прежде чем ее затуманенное сознание вновь пробудилось к жизни от окружающих мелочей: стебельки травы, на которую они скатились, покалывали обнаженную кожу, жужжание ос, слетевшихся на мед, который так и остался открытым, солнечный жар на ничем не прикрытой коже, становившийся все более ощутимым и болезненным.
— Я горю! — воскликнула Лотта. — В прямом смысле!
Она заставила Эвана встать и потащила за руку к ручью.
Здесь, в тени, было намного прохладнее. Вода струилась между гладкими коричневыми камнями, булькала в маленьких заводях под раскидистыми ветвями ив. Они плескались и играли в ручье, а потом прилегли на берегу, обсохнуть и снова заняться любовью. Наконец, кое-как одевшись и собрав оставшиеся вещи, отправились к оставленным неподалеку лошадям, держась за руки.
— Это как-то совсем не похоже на мое первое обручение, — сказала Лотта. — Тогда Грегори подарил мне кольцо с рубином невероятных размеров, слишком большое для моей руки. Он даже не поцеловал меня. — Она улыбнулась Эвану. — Ваш стиль мне нравится гораздо больше.
На пороге Монастырского приюта Лотта остановилась и, привстав на цыпочки, поцеловала Эвана. Он обнял ее за талию.
— Будьте готовы сегодня ночью, — шепнул он. — Я приду за вами, когда стемнеет. — Отпустив ее, Эван многозначительно улыбнулся. — Смотрите, всего одна сумка, Лотта.
Лотта увидела в его глазах такую любовь, от которой сердце просто перевернулось. Она еще долго стояла у ворот после его ухода. Потом вошла в дом и принялась упаковывать вещи.
— Мадам! — ахнула Марджери, войдя в комнату и застав Лотту за упаковкой последнего платья в третий по счету саквояж. — Так вы уезжаете, — уныло произнесла горничная, усаживаясь на краешек кровати.