Жизнь и чудеса выдры - Хейзел Прайор

Темнота

Несколькими часами ранее

Прежняя Фиби могла бы расстроиться. Сейчас она чувствовала только облегчение от отсутствия необходимости идти на вечеринку к Джулс. В ее мозгу словно плескалось кипящее масло, а мускулы шеи с трудом удерживали голову. Все болело так, что она едва могла дышать. Даже если бы она наглоталась обезболивающих, пережить вечеринку было бы трудно. Один шум – и тот стал бы невыносим, не говоря уже о том, чтобы с кем-то общаться.

Она успокаивала себя тем, что без нее Джулс будет только лучше. Фиби позвонила ей еще раз, чтобы загладить вину за свое отсутствие, но к тому моменту даже телефонный разговор давался с трудом. Нёбо стало как наждачка, и ей приходилось постоянно глотать воду, чтобы хоть немного облегчить скольжение слов. Не то чтобы это имело большое значение, потому что говорила почти все время только Джулс. Она была поглощена приготовлениями к празднику.

– О, Фиби, привет. Не могу долго говорить. Я в мыле, кручусь тут, как белка в колесе. У меня еще миллион дел. Нужно купить выпивку – я не верю, что все принесут свое, хотя я прямым текстом написала об этом в приглашении. Платье тоже срочно нужно погладить. Мои соседки по квартире обещали пропылесосить, но не сделали этого, так что придется еще и пылесосить самой, хотя вообще-то изначально я должна была складывать салфетки. В форме лебедей, между прочим. Ты представляешь, как это долго? – Она перечисляла все это, по умолчанию предполагая, что ее прозаические перипетии покажутся Фиби такими же увлекательными, какими они казались ей самой. Она не спросила у Фиби, как та себя чувствует, и это было даже к лучшему.

После отъезда Эла Фиби посмотрела две серии спин-оффа о Шерлоке Холмсе подряд. Она не привыкла находиться одна в коттедже Хайер-Мид в такой поздний час. Вот бы у них была собака или кошка, чтобы ей не было так одиноко… или выдра. Но нет, она не станет даже мечтать об этом. Диким животным место в дикой природе. Коко, вероятно, спит сейчас, свернувшись в своей норке в вольере мягкого освобождения, и скоро будет окончательно свободна.

За стенами дома завывал порывистый ветер. Дождь барабанил по крыше, еще сильнее омрачая ее настроение. Что-то ударилось в окно, и сердце чуть не выпрыгнуло у нее из груди. Она не знала, был ли это обломок ветки или сбившаяся с курса птица. И это ее нервировало.

Она закрыла глаза, пытаясь уснуть и не обращать внимания на боль в позвоночнике. Улечься поудобнее не получалось, как бы она ни пристраивала свои конечности. Больно было даже в мозгу. Обрывок мысли вертелся где-то на задворках подсознания, но она никак не могла ухватиться за него. Мысль продолжала глодать ее своей недосягаемостью.

Сцена из второго эпизода сериала снова и снова прокручивалась у нее в голове. Действие происходило в саду, и юный Шерлок, прогуливаясь с одним из подозреваемых, остановился полюбоваться деревом. Подозреваемый сделал жест рукой на уровне колена и сказал: «Вот такой высоты оно было, когда я его сажал». Теперь же дерево стало высоким и необъятным, хотя ранее мужчина утверждал, что приехал в город недавно. Именно так Шерлок понял, что тот лжет, и эта ложь оказалась ключевой уликой в его расследовании.

Фиби порылась в голове в поисках ассоциаций. Сцена напомнила ей о том, что Кристина говорила об игрушечных поездах.

Во втором эпизоде кто-то ввел яд в рыбные палочки, не зная, что предполагаемая жертва – вегетарианка. Это тоже показалось Фиби важным. И снова связующим звеном оказалась Кристина и рыбные канапе, которые выглядели как вегетарианские, но не являлись таковыми. Фиби раздосадованно застонала. Игрушечные поезда и канапе… игрушечные поезда и канапе… Образы кружились у нее в голове, растворялись, а затем появлялись вновь.

Как вдруг ее воображение разом заполнило все пробелы, и кусочки мозаики сложились воедино.

А в следующую секунду она поняла, что Коко в опасности.

Фиби скинула с себя одеяло, и грелка с шумом плюхнулась на пол. Она натянула на себя джинсы и свитер поверх пижамы, морщась от перенапряжения. Ахнув от боли, она влезла в кроссовки. Впопыхах, чуть не подавившись, проглотила еще пару таблеток обезболивающего.

Идти придется пешком. Это будет нелегко. Она сбежала вниз по лестнице. Как только она открыла входную дверь, в лицо ей ударили потоки дождя. Небо покрывали гигантские серые синяки. Задрожав от холода, она накинула куртку и схватила фонарик. Самый короткий маршрут лежал через сад и вдоль берега реки.

Трава была мокрой насквозь. Фиби следовало надеть резиновые сапоги, а не кроссовки, но она не могла больше медлить. Деревья раскачивались на ветру, похожие на сражающихся призраков. Капли дождя летели ей в лицо и проносились мимо. По мере приближения к берегу Дарла становилась все громче и злее. К вечеру уровень воды в реке поднялся, и границы их сада затопило прибрежной мутью. Фиби побрела по воде, ругаясь, когда та стала просачиваться сквозь носки. Грязь хлюпала у нее под ногами. Она дошла до заросшей мхом калитки, обогнула упавший сук, на котором иногда сидела.

С неба взирала ехидная луна. У нее был изорванный край, будто она зацепилась за ветви бука и до сих пор не могла выпутаться. Фиби натянула капюшон и плотнее закуталась в куртку. Мокрый папоротник и колючие ветки ежевики цеплялись за ее ноги, когда она пробиралась по тропинке вперед так быстро, как только могла. Она задыхалась от напряжения и боли при каждом шаге, но все ее мысли были только о Коко.

Расстояние казалось намного больше, чем тогда, когда она приходила сюда с Элом в мае прошлого года. Идти было намного труднее, поскольку земля раскисла и почти ничего не было видно. Фиби споткнулась о торчащее корневище и упала на колени, еле успев выставить руки вперед, чтобы ничего себе не разбить. Отойдя от шока, она снова встала на ноги, ухватившись для опоры за низко растущую дубовую ветку. Грубая кора оцарапала ей ладони. Вся в грязи, она не сдаваясь продолжала идти вперед.

Река неслась вперед потоком сплошной темноты, поднявшись выше, чем Фиби когда-либо видела. Она словно подгоняла ее: «Скорее! Скорее!»

Фиби казалось, что ее кости скручиваются в жгуты. Дождь хлестал ее по щекам. От резкого ветра щипало глаза, которые то и дело наполнялись слезами. Она не знала, были это слезы боли или слезы страха.

Наконец она смогла разглядеть