Жизнь и чудеса выдры - Хейзел Прайор

фиолетовыми тюльпанами и желтыми ирисами. Ее подруга Элли согласилась сыграть на кельтской арфе, хотя и сильно нервничала: она только недавно начала учиться и не привыкла выступать перед публикой. Но она нашла чудесное музыкальное произведение, которое очень понравилось Кристине, и усердно его разучивала. Арфа (изготовленная Дэном) выглядела и звучала очень изысканно. Она придала бы торжеству волшебную атмосферу.

Что касается банкета, то его договорились провести в неформальной обстановке у Руперта в саду, а меню должен был заняться брат Руперта (и его шафер). Кристина хотела, чтобы гостям подавали только органические и вегетарианские блюда, но в итоге и здесь согласилась пойти на компромисс. Так, рыбу решено было оставить, поскольку родственники Руперта не стали бы есть одни овощи, а красное мясо – полностью исключить.

– Еще я хотела сделать серию свадебных фотографий с выдрами в питомнике, однако Руперт мой порыв не оценил. Он сказал, что гости не захотят идти в подобное место во всем парадном. Он такой практичный.

Если бы Эл женился на Кристине, он бы принял все ее причуды. И позаботился бы о том, чтобы в этот особенный день она получила все, что хотела. Фиби очень сокрушалась, что ее план свести их вместе не сработал.

* * *

Река беспокойно вздыхала. Черепица коттеджа Хайер-Мид блестела от дождя. Сырость пропитала воздух Дарликомба и проникла в его дома. Она побуждала Джереми Крокера рыться в своем гардеробе в поисках чего-то на меховой подкладке, а преподобную Люси – вздыхать и бесцельно смотреть в окно, отвлекаясь от написания проповеди. Заставляла Джорджа Бовиса хмуро созерцать поникшие кусты в своем палисаднике, а Спайка Добсона – кутаться в макинтош, прежде чем вести собаку на максимально короткую прогулку, с которой он все равно возвращался промокшим и забрызганным грязью. Вынуждала Кристину Пенроуз с тревогой включать метеопрогноз по радио и надеяться, что ко дню ее свадьбы обязательно распогодится, а Эла Фезерстоуна – трястись над новым урожаем картофеля. Она просачивалась в больные кости Фиби Фезерстоун, где сидела и ныла, и как бы Фиби ни старалась ей помешать, иногда вытекала наружу через слезные железы.

Приближалось время выпускать Коко в естественную среду обитания. Кэрол и Руперт соорудили большой временный вольер на берегу реки – на той самой поляне, где подобрали Коко много месяцев назад. Они называли это «местом мягкого освобождения». Когда выдру выпускали в дикую природу, это всегда делали постепенно. Выдра, испытавшая стресс от поездки в машине, едва ли захочет сразу же отправляться на разведку местности и поиски пищи. Поэтому сначала они в течение нескольких дней наблюдали за ее поведением в новой ситуации и кормили, пока та не освоится. Также эта мера была направлена на то, чтобы выдра больше не возвращалась в общество людей. Животное подвергло бы себя опасности, если бы направилось к дорогам и домам или нанесло ущерб чужому имуществу, как это произошло с Джорджем Бовисом и его прудом с карпами кои.

Заступая в первую смену, Кэрол приносила Коко еду и оставалась понаблюдать за ней. Следующим вечером должен был приехать Руперт. Затем его снова сменила бы Кэрол. А уж потом, если все пройдет хорошо, дверь вольера оставят открытой, и Коко сможет уйти навсегда, когда ей будет удобно.

Фиби хотела играть большую роль в подготовке Коко к новой жизни, но путь до поляны, пусть от коттеджа до нее и было рукой подать, казался ей непосильным. К счастью, Эл нашел стоянку на обочине дороги, откуда можно было добраться до цели за несколько минут, просто спустившись по пологому склону холма.

Утром они отправились туда, чтобы Фиби могла спокойно попрощаться с Коко. Несмотря на повышенную дозу парацетамола, боль врезалась в ее мышцы острыми лезвиями и проникала глубоко в череп. Фиби сконцентрировалась на том, чтобы ставить одну ногу перед другой. Она должна была увидеть Коко в последний раз.

Снова шел дождь, и трава была мокрой.

– Ты помнишь утро, когда мы нашли Коко? – спросил Эл.

– Конечно, – ответила Фиби. – Кажется, это было миллиард лет назад.

– За это время мы узнали много нового о выдрах.

– О людях тоже.

Они вышли на опушку буковой рощи и через несколько мгновений уже были на поляне. От земли исходил густой влажный запах, чем-то похожий на запах горького шоколада. Капли воды свисали с листьев папоротника и звездчатых цветков черемши, сверкая в лучах солнца. Фиби вспомнила, как ей хотелось очутиться в Нарнии, когда отец впервые рассказал ей про это место. Оглядывая его сейчас, она могла живо представить себе дриад и наяд, танцующих на мягком мху. Или фавна мистера Тумнуса, торопящегося домой к чаю. Или даже самого Аслана[18], шествующего под изогнутыми ветвями орешника.

Вместо этого они обнаружили перед собой ограду из проволочной сетки. За ней была Коко. Она стояла у края вольера мордой к реке. Ее хвост был изогнут в форме буквы S, а спинка восторженно вытянута. Подойдя ближе, они увидели, что ее ноздри раздуваются, как будто она уже не могла надышаться своей неминуемой свободой.

– Похоже, она готова к приключениям, – прошептал Эл.

Фиби кивнула.

Коко обернулась и увидела их обоих. Два долговязых человека смотрели на нее, любили ее, желали добра.

Фиби вытерла глаза. Ее переполняла невероятная гордость за достигнутое – она редко испытывала что-то подобное. Несмотря на все невзгоды, она стала мамой для этой выдры. И даже если Фиби никогда больше не увидит Коко, она будет знать, что ее детка совсем рядом, где-то на берегах Дарлы, живет свои лучшие годы. И если Фиби больше ничего не добьется в своей жизни, скованной болью, ей будет легче – намного легче! – от мысли, что когда-то она помогла обрести свободу этому прекрасному существу.

– Не забывай меня, Коко, ладно?

Но только произнеся эти слова, она поняла, что не должна этого желать. Коко суждено было стать диким зверем, свободным от сожалений – такого странного и ненужного. Ее жизнь будет намного чище и лучше, если она никогда не станет оглядываться назад.

Приглашение

Открытку украшали золотые розы. Это было официальное приглашение на вечеринку по случаю двадцать первого дня рождения Джулс. Она решила провести ее не в коттедже Хайер-Мид (как предлагал Эл), а в плимутской квартире, которую снимала с подругами.

Фиби не собиралась ехать. В противном случае ей пришлось бы напичкать свой организм таблетками и весь вечер прилагать титанические усилия, чтобы сохранять видимость бодрости и веселья. А если бы она вдруг посмела побледнеть или