Дневник полкового священника. 1904-1906 гг. Из времен Русско-японской войны - Митрофан Сребрянский

Около часа продолжалась эта скачка. Наконец, у деревни Лянь-сан-цзунь остановились. Станция Инкоу перед нашими глазами. Идет паровоз. Развернулся отряд в боевой порядок; выехала артиллерия на позицию; назначили у деревни перевязочный пункт, я с врачами и Полей на пункте. Смотрю – подъехал и нежинский доктор. Господь сохранил его, только ногу он сильно ушиб. Дрогнула земля: раздался залп наших орудий. Зашуршали, завизжали снаряды и полетели к станции. «Запарил» сразу паровоз и начал «удирать», давая тревожные сигналы.

– «Ишь его, кричали солдаты: испугался и бежит».

Полтора часа продолжалась адская канонада. Орудия стояли только в нескольких саженях от нас. Невозможно описать состояния души и возбуждения нервов при близкой артиллерийской пальбе, тем более что мы ежеминутно ожидали с японской стороны ответа: китайцы уверяли нас, что в Инкоу 16 пушек и много пехоты. Конечно, если бы у японцев были пушки, то снаряды их, без сомнения, попадали бы и в нас. Доктор конной батареи говорил:

– «Ну, господа, если они шрапнельку нам пришлют, я еще согласен; а если шимозные бомбы, то благодарю покорно: надо скорее тогда отодвигаться назад».

После первых же выстрелов загорелись склады около станции и горели потом всю ночь. По сигналу канонада прекратилась. И по эскадрону от полка в пешем строю были посланы к окопам произвести боевую разведку, а, если удастся, то и взять их. От нашего полка пошел 3-й эскадрон. Три раза храбро бросались эскадроны и сотни в атаку на окопы; но у японцев оказались не пушки, а пулеметы, которые положительно дождем сыпали пули. Пришлось вернуться.

Главное было сделано: дошли до Инкоу. Демонстрация произведена: склады и транспорты сожгли, железную дорогу попортили и тем заставили японцев на будущее время тщательно охранять свой тыл и фланги и на это употребить не одну тысячу людей. Значит, освободившаяся порт-артурская армия далеко не вся присоединится к маршалу Ойяме на р. Шахе. Слава Богу, помогшему нам.

В сражении при Инкоу в нашем полку были следующие потери: погиб славной смертью героя корнет Романов (в него попало 4 пули), ранен в ногу шт. – ротм. Пантелеев, убито 4 солдата, 15 ранено; 8 бросились в окоп и там остались; наверное, тоже убиты. Во всем же отряде раненых 200 человек да убитых 90.

Задача выполнена. Пора назад. Помоги, Боже, дойти благополучно! Уже неделя, как мы отрезаны от всего мира. Чувство такое, как будто мы умерли, а отечество, близкие где-то далеко-далеко, в другом мире, и войти с ними в общение не в нашей власти: умерли да и только. Оказалось, это чувство испытывалось всеми.

В 9 часов вечера приказано отойти назад верст на 10–15 и туда перенести раненых. Не забыть мне этой ночи! Все 3 колонны шли по одной дороге: артиллерия, зарядные ящики, патронные двуколки, лазаретные линейки, вьючный транспорт, казаки, драгуны… Слабо светит луна сквозь тучи пыли. Сзади зарево пожара: горит Инкоу. Громыхают пушки. Кричат транспортные солдаты на своих мулов и «монголов»[60]. Завывают неистово мулы, ржут лошади. И ко всему этому вдруг начинает все нестись рысью. Впереди буквально ничего не видно. Скачешь, как будто увлекаемый какой-то стихией, и боишься спросить самого себя:

– «А что, если споткнется конь?»…

По дороге попадаются разные догорающие предметы: транспортные японские фуры, вьюки, товар.

Наконец «стой! слезай!» Деревня, ночлег: 12.30 ночи. Фанзу, фанзу скорей, кан!.. Сил не хватило ни умыться, ни попить. Перешагнул порог и, как был в пыли и грязи, прямо на кан повалился. А тут донесение, что в Инкоу спешно прибыли 7000 японцев с артиллерией и вероятно пойдут за нами. Но я уже ничего не слышу и сплю.

Тревожно спал: все и во сне-то ехал. Представлялось, будто я забыл где-то св. Дары. С ужасом просыпаюсь. Слава Богу, это сон: св. Дары на мне.

Завтра утром поеду к раненым.

31 декабря

Выступать только в 11 часов: нужно раненым сделать перевязку. В 7.30 утра мы с Михаилом поехали на перевязочный пункт (версты 2 от нашей деревни).

Что за зрелище открылось перед моими глазами! Большой двор и 2 фанзы наполнены ранеными. А по дороге еще несут: нужно спешить. Ведь из Инкоу могут прийти японцы: а новый бой нежелателен. На правой стороне двора лежат убитые. Между ними наш офицер Романов и солдаты; остальные убитые из Нежинского и казачьих полков. Понемножку еще приносят и кладут на ряды. Недалеко казаки роют братскую могилу. Романов покрыт своим окровавленным полушубком. Я приоткрыл его. Мертвенно-бледное лицо; глаза открыты, смотрят на небо; выражение лица удивительно покойное.

– «Царство небесное!», – шепчем мы с полковником Ванновским, который приехал со мной сюда искать своего двоюродного брата полковника Нежинского полка С. Ванновского, серьезно раненого в руку и ключицу.

Я надел епитрахиль и отслужил краткое погребение по убитым. Понятно, слезы душили нас. Не буду описывать поз, выражений лиц убитых! Нет, не хочу, чтобы у меня еще раз волосы на голове стали дыбом…

Рядом с убитыми лежат на посилках и на гаоляне раненые; в фанзе ранеными полны все каны; есть и на полу. Достал я св. Дары. Нет возможности сделать все по чину, т. е. каждую частицу класть в маленькую чашу: негде и некогда. Осторожно положил я в левую руку 25 частиц и пошел по фанзе, по двору, по дороге. Подхожу к раненому, открываю шинель, спрашиваю:

– «Не желаешь ли – я приобщу тебя св. Таин? Господь есть первый врач наших душ и телес».

Ответ всегда один:

– «Очень рад! Пожалуйста, батюшка!»

Тогда спрашиваю, нет ли каких особых грехов, кается ли сердечно и верует ли. Затем читаю разрешительную молитву и, окунув св. частицу тела и крови Христовой в чистую воду в чашечки, приобщаю раненого. Так же точно причащаю и по дороге на арбах и носилках. Подхожу к одной арбе. Лежит раненый офицер Приморского драгунского полка. На мое предложение приобщиться св. Таин он говорит:

– «Да я, батюшка, еще не собираюсь умирать».

Вот как глубоко укоренился ложный взгляд на св. причащение больных!

– «Причастие, говорю я ему, не в могилу ведет, а соединяет с Богом и дает силы терпеливо перенести страдания, тем более что нам предстоят еще верст 200 пути».

– «Благодарю Вас. Согласен», – отвечает.

И офицер приобщился на арбе. Затем на носилках я причастил казачьего офицера и до 20 солдат. Подошел к носилкам нашего офицера Пантелеева, благословил его. Он легко ранен в ногу. Вхожу в фанзу. Сюда только что принесли вольноопределяющегося нашего полка Киндякова. Рубашку с него сняли.