Дневник полкового священника. 1904-1906 гг. Из времен Русско-японской войны - Митрофан Сребрянский

жалеть? Бог им даст силу: перетерпят. К тому же на каждого едока государь теперь даст полтора рубля в месяц: прожить можно. Зато душе спасение».

Едем, беседуем. Я как-то сразу примирился с пылью; ничего – дышу, даже разговариваю. И, насколько утром я волновался, настолько же теперь, когда поехали, успокоился. Буди воля Божия над нами!

Благополучно прибыли в дер. Эльтхайцзы. Нежинский полк уже стоит в строю. Подошли мы и выстроились так, что оба полка стали лицом друг к другу.

Вдали показалось облако пыли: едет командир корпуса ген. Бильдерлинг прощаться с полками.

– «Смирно!», – загремело в бригаде.

Генерал объехал полки, благодарил за прекрасную службу и, пожелав новых успехов, поздравил с походом.

Сблизились полки, выехали перед штандартами, ассистенты открыли жалованные иконы, я и Михаил сошли с коней, достали из кобур ризы и, обернувшись на восток, запели молебен. Солдаты оставались на конях.

Не могу выразить состояния души, когда раздалось дружное пение «Рождество Твое, Христе Боже наш» и «Дева днесь Пресущественнаго раждает». Можете представить чувства, с которыми молящиеся прославляли родившегося Спасителя, отправляясь на такое страшно опасное дело? Да, от души молились, прося у Господа помощи на предстоящие боевые труды.

Окончился молебен. Я благословил оба полка. И сейчас же тронулись в дальнейший путь.

Ко мне подъехал Поля, и все время до вечера мы ехали с ним рядом.

– «Как хорошо, что Вы с нами, батюшка!», – слышу голос подполковника Образцова, нагнавшего меня: «Вы благословили нас; с молитвой мы начали поход – так приятно! С благословением религии и сражаться, и страдать, и умирать легко».

Пыль невообразимая: боюсь за глаза. Едем среди необозримых полей Манчжурии, точно казаки Тараса Бульбы. Мерно покачиваются солдатики в седлах. Храпят и фыркают кони, горячатся. Уходят родные: ведь впереди добрых 400–500 верст пути туда и обратно.

Деревня Сухудяпу, резиденция генерала Мищенко.

– «Эскадроны, строй взводы!», – раздается голос командиров полков.

И бригада стала в резервной колонне. Я на левом фланге полка, на своем длинноухом «китайце».

Скачет ген. Мищенко с конвоем. Снова «смирно», снова шашки блеснули. И ясно на весь полк раздается голос генерала:

– «Здорово, славные драгуны черниговцы! С праздником вас поздравляю. Главнокомандующий берег вас это время, а теперь посылает на славную работу во славу царя батюшки и отчизны. Уверен, что работать будете молодцами.

– «Покорнейше благодарим и рады стараться», – энергично загремело в ответ на чисто русскую речь генерала.

А он уже несется по фронту с шашкой наголо и с Георгием на груди. Подскакал к нашему флангу, вызвал меня перед фронт, принял благословение и попросил молитв.

Мы снова в пути. Проезжаем массу деревень. Разоренья здесь нет: все цело и всего много: гаолян, чумиза, куры, поросята. Нас встречают массы китайцев, кричат нам «шанго, русский солдат». А где есть китайские солдаты, то, завидев наши полки, они сейчас же выстраиваются и отдают честь.

Мы беседуем с Полей о том, что-то поделывают теперь наши родные. И не подозревают они, что мы сейчас в походе. Вероятно, они идут в церковь или уже пришли, и Иван Арсеньевич[59] со сливочками попивает чаек немножко повкуснее нашей пыли. Смеемся.

В 5 часов вечера прибыли в деревню Синтайхе, совершенно не имея от пыли подобия человеческого. Здесь ночлег. Нам отвели большую фанзу. Я разделся, сняв на время подрясник, чтобы выбить из него пыль, и скорее начал мыться. Ох, и приятно же!

Мы хотели занять всю фанзу, но китайцы привели меня и адъютанта на левую половину и убедительно просили, чтобы эту часть фанзы мы оставили им. На кане лежала больная старуха. Указывая на нее, они говорили:

– «Бабушка ломайло; китайза сыпи-сыпи», т. е. занемогла женщина, и им самим требуется место для спанья.

Вокруг масса детишек. Конечно, жаль их стало, и мы все, т. е. штаб бригады и наш штаб, поместились в одной половине.

Михаил принес мне гаоляну. Разостлали его на кане: сверху положили бурку, под голову плащ и папаху – вот и постель.

Стемнело. Вестовые вскипятили «живительный элексир» чай, и мы буквально ожили.

Я вышел на двор. Деревня в oгнe, будто пожар: так много костров. Небо еще чернее; звезды еще ярче.

Однако нужно ужинать и вместе обедать: с утренней яичницы ничего не было во рту. Достали холодные котлеты, сало, колбасу и праздничную роскошь двух жареных фазанов и, как подобает добрым людям в такой праздник, потрапезовали.

Поздно вечером приехал ген. Самсонов, и в нашей фанзе состоялся военный совет. Слабо мерцала свеча. Дым от канов наполнял фанзу и ел глаза. Склонившись над столом, сидели и стояли генералы, командиры полков, офицеры. Перед ними карта местности, по которой идем. Они совещаются. На другом столе офицеры спешно чертят карты. Я сижу на своем гаоляне и наблюдаю эту оригинальную и в своем роде прекрасную картину.

Улеглись в 12 часов. Долго не мог я сомкнуть глаз. Если только на мгновенье поставить себя на наше место, так-то, конечно, можно понять причину бессонницы. К тому же ночь была морозная, и солдаты всю ночь шумели у костров. Забылся я часа на три. Слава Богу, первый день похода прошел благополучно.

26 декабря

Ворочался я на своем гаоляне, чесался, с нетерпением ожидая утра. Наконец 5 часов. Bсе сразу встали, попили чайку, и во всех концах деревни понеслось:

– «К коням! седлай! садись!»

И мы поехали. Солдаты не спали: морозно. Всю ночь просидели они у костров: однако оживление не покидало их.

Выслали вперед разъезд отыскать хорошую переправу через р. Хунхе. В 8 часов утра подошли к ней, и началась переправа.

Что это за картина! Солнце только всходило, и полнеба окрасилось оранжевым цветом! Прибрежный тростник, деревни, деревья – все покрыто инеем! Тихо, ни души. Только всадники один за другим, ведя в поводу коней, переходят реку. Осторожно ступают лошади по льду: некоторые падают. Наконец догадались посыпать лед песком, и переправа сразу ускорилась.

На другом берегу собралась вся наша колонна. Подъехал ген. Самсонов, поздоровался, и мы благословясь поехали дальше.

Уже выходим из своей линии и начинаем заходить в тыл японцам. Теперь нужно быть очень осторожными: кроме японцев здесь масса хунхузов.

Порядок движения колонны таков. Впереди авангард (2 эскадрона); затем в 2 верстах главные силы колонны, и в 2 верстах сзади арьергард (1 эскадрон). По бокам колонны, в полуверсте от нее, едут дозорные от каждого эскадрона – это щупальцы войска. Они зорко осматривают окрестности и особенно деревни, так что напасть на колонну в походе врасплох невозможно.

Едем, выражаясь по-военному, «справа по шести», едем без