Проклятие Индигирки - Игорь Ковлер

Перелыгин не возил в машине ружье. «Эх, надо было развести костер», – стрельнула быстрая мысль. Был только большой охотничий нож, воткнутый в плывун, которым он разрезал бутерброды. Неотрывно глядя в глаза зверю, нащупав рукоятку ножа, он потянул ее на себя и выпрямился. В то же мгновение волк повернулся всем телом и неуклюже, с места, прыгнул в кусты.

Перелыгин собрал вещи, сел в машину и вырулил к трассе. Там стояли желтый «Москвич» и оранжевая «Татра». Водитель «Татры» кричал, что зверь тут бегает давно. Перелыгин проехал мимо. Ему нужен был Семен Рожков. Он решил добыть этого волка, но одному такое сделать не под силу.

Это не то, что охота с вертолета. Они тогда просто летели, паля из карабинов. В голове звучала песня Высоцкого, но Перелыгину было плевать на волков, он не испытывал к ним никакой жалости. Он больше думал о пилотах, ведущих вертолет, едва не касаясь макушек деревьев, проносясь над руслами рек, ныряя в распадки. Больше всего ему запомнилось именно их мастерство. Сам он, даже в наушниках оглохнув от выстрелов, выцеливал очередного волка и нажимал на спуск, но волки бежали и бежали. Лишь однажды его выстрел достиг цели, зверь кувыркнулся и замер. К нему подкатил на снегоходе охотник – из тех, что гнали стаю по земле. Остальные волки продолжали свой бег. То, конечно, была не охота, да и называлась она отстрелом.

Перелыгин сидел в кабинете Семена и рассказывал о встрече на Реке. Тот молчал, что-то прикидывая, потом позвонил Любимцеву.

– Пойдем, – коротко бросил он, – шеф ждет.

Они поднялись на второй этаж. Перелыгин повторил историю еще раз.

– Что думаешь? – Любимцев взглянул на Семена.

– Брать надо, однако… – Семен почесал затылок. – Можно по ключу вверх уйти, там логово, но далековато, за день не управиться. Лучше у моста караулить, они у телятника совхозного промышляют, а другой дороги нет.

– А если выше, в сопках, обойдут и за мостом спустятся? – В Любимцеве уже проснулся охотничий азарт.

– Не-е, – покачал черной как смоль головой Семен. – Машин-то он не боится, да… – Семен помолчал. – Людей видел, да, а пугнуть его как следует никто не пугнул. Старой дорогой пойдет, однако.

– Как же он на тебя так близко вышел? – Любимцев хмыкнул, пряча улыбку в усах. – Антистрессовки налить?

– С подветра шел, вот и не учуял, – сказал Семен.

– Завтра – пятница, – подвел итог Любимцев. – Выступаем в семь. Коли в горы не лезть, сами справимся, – повернулся он к Семену.

– На сопке ждите, лучше видно, но только если ветер от Реки будет, оттуда пойдут, – посоветовал Семен.

Волки появились в субботу около семи утра. На позицию, присмотренную еще вечером, охотники вышли около четырех. До этого сидели в машине с выключенным двигателем, ужинали, тихо разговаривали. Костра не разводили. Ночью уже было прохладно, и они изрядно продрогли, несмотря на меховые комбинезоны. Но утро выдалось солнечное, радостное. С сопки они издали заметили двух волков, легко бегущих среди кустарника и высокой травы. Еще вечером договорились, что стрелять будут на подходе к мосту. Перелыгин скосил глаза на Любимцева, вставшего за деревом в двух метрах от него, вопрошая взглядом, чувствуя, как начинает колотиться сердце.

– Самец твой, – шепнул Любимцев. – Только бы не машина какая…

Волки скрылись в придорожных кустах, но не появлялись, выжидали перед выходом на открытое место, потом разом поднялись по насыпи на трассу, на секунду остановились, прислушиваясь. Оба выстрела грохнули почти дуплетом. Перелыгин стрелял из карабина: ему следовало быть особенно точным – в случае промаха времени передернуть затвор не оставалось. Волки лежали у моста.

– Спускаемся, – скомандовал Любимцев. – А неплохо пальнули, молодец, пресса. Это тебе не зайцев мочить.

Выйдя на трассу, они остановились шагах в трех, пригляделись, подошли ближе, на всякий случай ткнув стволами туши. И услышали шум приближающейся машины. Стала понятна причина короткой заминки у моста. Они схватили туши и, нырнув в кусты, поволокли их к Реке.

– Давай-ка – по соточке, и будем шкурить, – предложил Любимцев. – Продрогли, однако, – подражая Семену, весело добавил он. – Потом костер, чай и остальное.

✓ Усилились кризисные явления в экономике. Начало ажиотажного спроса. Создаются народные фронты в защиту перестройки. Организованы отряды милиции особого назначения (ОМОН). Подъем массового рабочего движения против «черных суббот», образование Рабочих клубов.

✓ Трансформация «неформальных» групп в «политические» объединения – прообразы политических партий.

✓ Наибольшую активность проявляют Комитет Карабаха, народные фронты Литвы, Латвии и Эстонии, Демократические союзы Москвы и Ленинграда, возглавляемые бывшими диссидентами.

✓ Экологическая катастрофа в Нижнем Тагиле (отравление воздуха). Жители города вышли на массовый митинг.

✓ Создана «Комиссия по реабилитации» при ЦК КПСС под председательством АН. Яковлева. (Впоследствии она установила, что в 30—50-х годах (до 1953 г.) репрессировали 3 778 234 человека, к высшей мере наказания было приговорено 786 098 человек. Это официальные конкретные цифры, которые никак не коррелируют с запущенной по инициативе А. Солженицына и не раз потом повторяемой цифрой в 60–70 и даже 90 млн. человек.)

Директор Комбината и член бюро райкома Тимур Антонович Пухов размышлял о приглашении Сороковова. Больше даже о странном совпадении – он сам собирался встретиться с ним по обстоятельствам экстраординарным.

Допивая чай, Пухов мрачно хрустел газетами.

– Все сразу стало плохо! – Он отбросил газету. – Раньше было хорошо, а теперь плохо, – громко сказал он, ни к кому не обращаясь.

– Мурик, в таком состоянии ты не можешь идти к Сороковову. – Жена отошла от плиты, села рядом.

«Столько лет не может понять, как я ненавижу это «Мурика-Тимурика»! – Пухова передернуло. Он встал, громко отодвинув стул.

– Так не бывает! – повторил он, наклонив голову движением, выдававшим бывшего боксера. – Не бывает, чтобы все вдруг сразу стало плохо. – Поблагодарив жену за вкусный завтрак, он отправился повязывать галстук.

Слабость к красивым ярким галстукам Пухов приобрел ближе к сорока, как раз когда он начал работать в Объединении. Даже при его небольшом росте на яркий, со вкусом подобранный к одежде галстук всегда обращали внимание женщины.

Он любил каждый раз повязывать галстук заново, делая это с удовольствием – узлы получались разными, добавляя малозаметной, освежающей новизны. Пухов встал перед зеркалом, откуда на него смотрел крупноголовый, приятный мужчина: черные волнистые волосы, зачесанные назад, подчеркивали высокий лоб, густые дуги бровей в удивленном разлете, в темных глазах даже в раздраженном состоянии пряталась озорная улыбка, лишь крупный рыхловатый рот выдавал вспыльчивого, но отходчивого, не очень твердого человека.