Легенда о Вороне и Лотосе - Марибель Ли

class="p1">Я, затаив дыхание, ждала, что если не Ду Хувэй, то хотя бы тетушка заметит, что с ним что-то не так. Но она лишь рассказывала о мелких делах Дворца и принесла ему какой-то укрепляющий отвар, чтобы он «набрался сил после дороги». Я чувствовала, что простой отвар ему не поможет. Он тоже это знал, но все же нехотя выпил его и вернул тетушке пустую чашу.

– Матушка, накопилось много дел. – Ду Хувэй почтительно, но непреклонно напоминал ей, что Глава занят. Я хотела про себя выругать его за то, что он был так нетерпелив с тетушкой Цзюань, но потом смягчилась. Советник Ду все же был почтительным сыном. Он сам взял пустую чашу из рук матери и пошел проводить ее.

Как только они вышли, я подошла к Главе. Он все еще игнорировал меня. Тогда я опустилась рядом с ним и, воспользовавшись его отрешенностью, одной рукой коснулась его лба, а другой схватила левое запястье. Он вздрогнул, но не оттолкнул меня, лишь поднял голову – его всегда спокойные глаза чуть блестели, но я предпочла не замечать предостерегающего взгляда.

Он подавлял жар, но тело все равно было теплее обычного, а его пульс бился неровно.

– Вы ранены! – Я потянулась к его одеждам, и он схватил мое запястье.

– Гао Фэнь!

– Значит, и правда ранены! Я позову лекаря Гу. – Я попыталась вырвать руку и подняться, но он лишь сильнее притянул к себе.

– Не стоит.

Бай Син! Он мог дурачить других, но не меня.

– Что случилось? – Я вновь потянулась к его лбу, но он перехватил руку. Теперь я не могла пошевелиться, но его дыхание и тепло ладоней только сильнее убеждали меня, что он был не в порядке.

– Глава Бай!

– На сегодня вы свободны.

Как я могла быть свободна, когда он все еще сжимал мои запястья?

Я тоже скрывала раны, чтобы Наставник не сердился и не мучал меня сильнее. Но Главе Баю незачем было так рисковать собой.

Вдруг он выпустил мои руки и закашлял.

– Глава…

– Пойдем.

Он резко поднялся и схватил меня за руку. Это был приказ. Даже если бы я попыталась вырвать свое запястье из его цепких пальцев, я бы не смогла. Мы вышли из Зала и прошли через сад ко Двору Бесконечности. Я никогда не бывала здесь, это были личные покои Главы Учения. Двери сами открылись перед Бай Сином и впустили нас, провожая тихим скрипом. Я только обернулась – уже закрыты. Бай Син, не останавливаясь, направился к пруду.

– Глава Бай!

Он не обернулся, только крепче сжал мое запястье. Миг, он взмахнул рукой – и Меч Белого Лотоса стрелой рассек водную гладь. Пруд обмелел и открыл каменную лестницу, уводящую вглубь. Прежде чем я успела задать хоть один вопрос, Бай Син уже потянул меня за собой.

Пещера темным туннелем стекала сначала куда-то вправо, а потом уходила вверх. Несколько минут мы поднимались по узким ступеням в полной темноте, а когда свет наконец прорезал тонкий круг, я прикрыла глаза рукой. Я думала, что, стоит нам выйти из пасти этого странного прохода, мы будем у цели, но мы оказались лишь на выступе утеса, покрытого мхом. Под нами посвистывала пропасть. На секунду я задержала дыхание, надеясь, что Глава Бай не собирается скинуть меня вниз за непочтение. Но он не заметил моего странного взгляда. Вновь сверкнул меч Лотоса, и я увидела тропу. Вверх тянулись крутые ступеньки. Теперь я догадалась, куда Бай Син ввел меня.

– Вперед.

Одним движением он поставил меня на ступеньку перед собой. Я начала взбираться, зная главное правило: не смотреть никуда, только наверх, но я слишком привыкла к хребтам Драконьих Гор, чтобы бояться этой тропы. Я шла, украдкой рассматривая пропасть, от которой мы удалялись к Небу. Большая черная птица вылетела из клубящегося дыма и, накрыв нас тенью, вновь устремилась вниз. Вместо новой ступеньки моя нога наскочила на камень, и я почти потеряла равновесие. Меня удержали руки Бай Сина, и я почувствовала на волосах его дыхание. Я ждала, что он сделает мне выговор, но он лишь мягко подтолкнул вперед, так и не опуская рук. Я шла задержав дыхание и не смея оглядываться.

На вершине Священной Горы к облакам тянулась Белоснежная Пагода. Ее крыши обвивала дымка, а ступени омывало небольшое озеро.

Бай Син больше не держал меня, но я замерла на месте, не решаясь подойти ближе. Посреди озера белел он. Божественный Лотос.

– Вы же так хотели увидеть его.

Голос Бай Сина заставил меня вздрогнуть. Я взглянула на него и забыла о священном цветке.

Глава Бай больше не сдерживался, я заметила, как на его лбу начала выступать испарина. Тяжелым шагом он дошел до ступенек пагоды и опустился на них. Несколько раз из его груди вырвался кашель. Поборов его, он принял позу для медитации и закрыл глаза. Я тихо села рядом, чувствуя, как странная слабость опутывает мое тело. Мои движения тяжелели и пульс ускорялся. Я с вызовом посмотрела на белеющий цветок, распускающийся холодной энергией инь. Он, как и меч Лотоса, отторгал меня, чувствуя дух Огненных Воронов. Но он должен был помочь Бай Сину исцелиться. Я украдкой посмотрела на спокойное лицо Главы. Только его ресницы чуть подрагивали, хрупкой тенью оплетая белоснежную кожу. Мой взгляд скользил по его скулам, щекам, когда он добрался до его бледных губ, я отвернулась, напомнив себе, что нельзя так откровенно рассматривать Главу.

Я приказала себе больше не смотреть и кинула воображаемый камешек в неподвижный лотос. Он был совсем как Бай Син, холодный и отстраненный. Сколько ни смотри, не пробьешься. Я принялась считать лепестки Божественного цветка – их было девять, столько, сколько запечатанных Воронов-Солнц, только вокруг них искрился не огонь, а тонкое подрагивающее мерцание. Чем дольше я смотрела на цветок, тем тяжелее становились веки. Я отвернулась и вдруг поняла, что этот лотос и правда был странным. Края его лепестков отсвечивали не снежной чистотой, а черным дымчатым паром. Может, его корни начали гнить? Или он и вовсе был обычным цветком? Я наклонилась и потянулась к воде. Но не успела я коснуться спящей глади, как Бай Син перехватил мою руку. Его глаза странно блестели, ярче чем в Зале Белых Звезд. Кажется, его лихорадка только усиливалась.

– Глава…

Он не сказал ни слова, лишь вернулся в прежнее положение и закрыл глаза. Его рука все еще сжимала мое запястье. Я смирно сидела, больше не нарушая его покой. Теперь он был сам виноват, мне