Чувство реальности. Книга 1 - Полина Дашкова

– Погодите, но вы же убираете в квартире, – напомнилАрсеньев, – вам приходится раскладывать вещи по местам.

– Да, я стираю белье, развешиваю одежду в гардеробнойкомнате, чищу обувь. Но я никогда не заглядываю в ящики комода и письменногостола. Я понятия не имею, что там может лежать.

– Ну хорошо, а родственники какие-нибудь "есть у нее?Родители, сестра, брат?

– Родители, вероятно, есть. Во всяком случае, мать. Где-то вглубокой провинции. Но я здесь вам ничем помочь не могу. Никогда ее не видела идаже не слышала, чтобы они говорили по телефону.

– А что вы так нервничаете? – недоуменно пожал плечамиОстапчук.

– Довольно сложно сохранять спокойствие в подобной ситуации,– Лисова саркастически усмехнулась, – вы, молодые люди, привыкли к смерти, ктрупам, а я, извините, нет.

– Ну ладно, – вздохнул Арсеньев, – чем занималась вашахозяйка Кравцова Виктория Павловна?

– Вы же смотрели документы.

– Хотелось бы услышать от вас, более подробно.

– Я не знаю.

– Не знаете, где работала ваша хозяйка?

– Понятия не имею, – в голосе Лисовой послышался легкийвызов, – в наше время это вообще не важно.

– Простите, не понял, – Арсеньев улыбнулся, – что именно неважно?

– В наше время, молодой человек, люди не работают. Ониделают деньги. Во всяком случае, люди того круга, к которому принадлежалапокойная.

– А к какому кругу она принадлежала, интересно? – опятьвстрял Остапчук. – Что-то я не понимаю, гражданка Лисова. Ничего-то вы незнаете, ни о чем понятия не имеете, – он зашел сзади и оперся руками на спинкуее стула, – получается, что отвечать на наши вопросы вы не желаете. Тогдадавайте оформлять все, как положено, в письменной форме, на имя прокурора, сподробным объяснением причин, по которым вы отказываетесь давать свидетельскиепоказания.

– Я не отказываюсь давать показания. Я просто не могуразговаривать в таком тоне, – холодно отчеканила Лисова.

– Нормальный тон, гражданка, нормальный, – возразилОстапчук.

– Пожалуйста, Светлана Анатольевна, ответьте на вопрос. Гдеработала ваша хозяйка? – Арсеньев грозно взглянул на старшего лейтенанта черезее голову и выразительно двинул бровями. Остапчук в ответ скорчил уморительнуюрожу и поднял руки, мол, разбирайся сам с этой теткой.

Светлана Анатольевна между тем встала, направилась в уголгостиной, долго рылась в своей вместительной сумке, наконец достала бутылочкувалокордина, накапала в рюмку, выпила залпом, промокнула губы все той жесалфеткой, уже серой от пыли, аккуратно сложила ее, спрятала в карман, послечего вернулась на место и, глядя мимо Арсеньева, быстро невнятно произнесла:

– Кажется, она занималась рекламой. Вообще, меня все это некасается. Я не имею привычки совать нос в чужие дела.

«Так ведет себя человек, который боится сболтнуть лишнее, –машинально отметил майор, – нет, неверно. Так ведет себя человек, которыйвообще боится. Всего на свете. Но не хочет этого показывать. А кому на ее местене было бы страшно?»

– Значит, вы пришли в одиннадцать сорок? – уточнил Арсеньев,глядя в выпуклые светло-карие глаза домработницы. – Вы ожидали застать ВикториюПавловну дома?

– Я пришла убрать в квартире. Я прихожу три раза в неделю, кдвенадцати, и работаю до шести. У меня есть ключ. Остальное меня не касается.

– Ваша хозяйка не собиралась уезжать из Москвы на праздники?

– Не знаю.

– Погодите, Светлана Анатольевна, но вы ведь как-тообщались, разговаривали? Она вам платила предупреждала, что должна уехать, чтопридут гости, ну и так далее, – Арсеньев слегка напрягся, пока не понимаяпочему. Вряд ли ему передалась шутовская подозрительность Гены Остапчука.Старший лейтенант вообще всегда всех подозревал, даже в случаях естественнойсмерти со значением кивал в сторону близких покойного, а потом долго вычислял,какие у этих близких могли быть мотивы и выгоды, что им достанется изимущества.

– Одним из условий было молчание, – Ли-сова надменновскинула подбородок. – Когда я начала здесь работать,..

– А когда вы начали? – быстро перебил Арсеньев.

– Год назад.

– По рекомендации знакомых? Или через агентство?

– По просьбе моего близкого друга. Я много лет веду в егодоме хозяйство, и он попросил помочь одинокой женщине, с которой связан поработе.

– По работе? Значит, вы все-таки знаете, где работала вашахозяйка? – тихо спросил Арсеньев.

Лисова молча помотала головой.

– Что за близкий друг? Пожалуйста, назовите его фамилию.

– Послушайте, зачем вы меня допрашиваете? По какому праву?Все равно вам не доверят расследовать такое серьезное дело. Убит иностранец, имне странно, почему до сих пор здесь нет сотрудников ФСБ. А вы, собственно, ктотакой? Из районного отделения?

– Почему район? Мы не район! – обиделся Остапчук. – Мы изМУРа, я же вам, гражданочка, показывал удостоверение. Читать умеете? Такзнакомого-то вашего как зовут, который вас сюда рекомендовал? Телефончик егопотрудитесь сообщить.

Лисова вытаращила глаза, открыла рот, но больше непроизнесла ни слова и вдруг стала медленно заваливаться на бок, продолжаясмотреть на Арсеньева. Остапчук все еще стоял позади нее и успел подхватить. Состула она не свалилась.

– Ну, ну, гражданочка, не надо нам здесь спектаклиразыгрывать, – проворчал он и легонько похлопал ее по щекам.

Впрочем, это был не спектакль. Светлана Анатольевнадействительно на несколько минут лишилась чувств.

* * *

Дождь кончился, но туман все не рассеивался. Он сталголубоватым, как обезжиренное молоко.

– Возьми себя в руки, – бормотал Андрей ЕвгеньевичГригорьев, пробегая мелкой трусцой по влажному тротуару, мимо нарядныхдвухэтажных домов классического колониального стиля, мимо аккуратной маленькойкопии готического собора с двумя тонкими ребристыми башенками и цветнымивитражами. На углу Сидней-стрит он чуть не налетел на разносчика пиццы, которыйтащил высоченную стопку белых коробок, и видны были только его ноги в форменныхсиних штанах с желтыми лампасами.

За чугунной оградой школы святого Мартина резвились дети.Настоящие маленькие американцы, раскованные, сытые, счастливые. Все вокругнапоминало качественное голливудское кино, и бегущий трусцой благородный старикЭндрю Григорьефф с лицом усталого от собственных знаний профессора, немногокомичный, но вполне добротный американский гражданин, чудесно вписывался вкадр.