Брудершафт с терминатором - Татьяна Полякова

Ночью я опять не спала, прислушивалась к Сашкиному дыханию идумала об Олеге. Я думала о нем даже больше, чем о муже. «Не стоило ему такявно демонстрировать свою симпатию к нам, — с сожалением и даже злостьюрешила я. — Он только все испортил. Если этот псих донесет о его поведениихозяевам, они будут очень осторожны, в лучшем случае его уберут отсюда, а вхудшем… Этот псих прав, глупо рассчитывать на его помощь». И все-таки янадеялась. Я таращилась в стену напротив, спиной чувствуя чужой взгляд ипытаясь придумать, как завести разговор с Олегом. Что и как ему сказать, чтобыубедить… Все, что приходило в голову, никуда не годилось. А вдруг завтра он ужене придет? Я закусила губу, чтобы не зареветь, подумала с отчаянием: «Надо былораньше…» Что раньше? А вдруг они не обманывают, вдруг нас отпустят и мы черезпару недель окажемся дома?.. Здесь, в этой комнате, в такое верилось с трудом.

Когда Олег появился, лицо его украшал здоровенный синяк.Дождавшись Славкиного ухода, я спросила:

— Это он вас?

— Ерунда. Считает себя крутым, ну и на здоровье. КакСашенька, все в порядке?

— Да, спасибо. Правда, она который день в этой комнате,а здесь даже форточку открыть невозможно.

— Я могу с ней погулять, — легко предложилОлег, — возле дома, но вас придется запереть здесь. Не обижайтесь.

— А если об этом узнают?

— Мы попросим Сашу никому не рассказывать.

— Не думаю, что это разумно. Я не хочу, чтобы у васбыли неприятности и у меня тоже. Мы одни в доме?

— Сейчас да.

— Значит, вы приезжаете из города?

— Ангелина Петровна, — мягко улыбнулся он, —это как раз те сведения, которые вам знать не положено.

— Извините, — поспешно отступила я.

— Да, мы приезжаем из города. Это все, что я могу вамсказать. И еще: уверяю, вам нечего беспокоиться. Вас отпустят. Иначе я бы здесьне сидел. Понимаете? Одно дело посторожить женщину с ребенком, и другое… другоени за какие бабки. Я никогда бы не подписался на такое дело, если б не былуверен… Все будет хорошо, — закончил он.

— У меня нет вашей уверенности, — ответила я,отводя взгляд. — Я не знаю, что это за люди и чего они хотят от моегомужа. Думаю, все-таки денег. Похитители очень редко отпускают заложников, хотьвы и пытаетесь убедить меня в обратном. Я не могу не бояться; если б я былаодна, но… но ребенок… Помогите мне, — вдруг выпалила я, сама удивляясь,как это случилось.

— Помочь? — переспросил он в замешательстве, нотут же усмехнулся:

— Вы в том смысле… Это было бы очень глупым поступком смоей стороны. Скорее всего, меня обнаружат в какой-нибудь яме с перерезанным горлом.Тот же Алексей весьма охотно проделает эту операцию. Его хлебом не корми, дайпоказать, какой он крутой.

— Мне не следовало просить вас об этом, —пробормотала я.

— Я вас понимаю, но и вы поймите… Если я узнаю, что вамчто-то грозит, я… я помогу, клянусь. В отличие от многих людей угрызениясовести для меня не пустой звук.

Очень хотелось верить в эти слова. Однако людям с совестьюстоило выбирать работу более осмотрительно, об этом тоже забывать не следовало.И все же разговор придал мне уверенности. Теперь в стане врага у меня был друг,ну, если и не друг, то человек, мне сочувствующий. Принимая во внимание моеположение, это уже немало.

Когда Саша уснула, Олег предложил выпить чаю. Подкатилстолик, устроил меня в кресле, а сам сел на лавку. Наверное, я могла бывыскочить и даже успеть добежать до двери, которая скорее всего заперта, но этамысль даже не пришла мне в голову, раз Сашка спала в комнате и в настоящеевремя ее закрывала от меня спина Олега. Наверное, поэтому он чувствовал себяуверенно и не боялся неожиданностей.

— Я пирожные привез, — улыбнулся он, — вонтам в пакете, достаньте, пожалуйста. Корзиночки Саше, она вчера сказала, чтолюбит их. А вы любите эклеры, точно?

— Да, — кивнула я, — у вас хорошая память.

— Не жалуюсь.

— Почему вы это делаете? — решительно спросила я.

— Что? — удивился он, но было ясно, что вопроспонял, пожал плечами, вздохнул и виновато улыбнулся:

— По разным причинам.

— Назовите хотя бы одну.

— Пожалуйста. Не люблю чувствовать себя сволочью. Этогодостаточно?

— Нет, — настаивала я, может быть, из упрямства,но скорее всего действительно хотела понять.

— Конечно, мне следовало хорошо подумать, прежде чемсвязываться с подонками. Согласен. Представляю, что вы думаете обо мне.Правильно думаете, — заметил он с горечью. — Только вы ведь ничегообо мне не знаете… Вы не знаете, каково это жить с матерью-алкоголичкой вбараке, где крысы шныряют белым днем, а слово «таракан» дети произносят раньше,чем слово «мама». Вы не знаете… Извините, — запнулся он, — зря я этовсе говорю. Вы не виноваты, и никто не виноват.

— Я не хотела вас обидеть, — торопливо сказалая. — Иногда в самом деле стоит подумать о том, что обстоятельства бываютразные. Я не имею права…

— Все нормально, — перебил он и улыбнулся. —Для таких, как я, в этой жизни дорог не так уж много. Можно продолжатьсчастливую жизнь в бараке, честно трудиться, это, кстати, тоже выход. Годам ксорока сможешь купить квартиру в «хрушевке» на окраине, если раньше не запьешьс горя. А как не запить, когда вокруг нищета да еще дурная наследственность.Можно, конечно, попытаться заработать деньги, но это парню вроде меня ох какнепросто. Школу я закончил неплохо и в институт смог бы поступить, но вместоэтого пошел в армию. А в армии своя школа, в основном учат, как сберечь шкуру иукокошить ближнего своего. Скажем прямо, не по-христиански. И после армии лучшене стало. Одно хорошо — двоюродная сестра приютила, на работу устроился, но немог же я у нее на кухне жить, надо и совесть иметь, а снимать квартиру мне непо карману. И в один прекрасный момент ты посылаешь всех к черту и говоришьсебе: я хочу денег, и мне плевать, как я их заработаю.

— Очень жаль, — серьезно сказала я, когда онзамолчал.

— Что?