Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова

пространства, вне тела и вне ощущений. Ее не будил ни ливень, хлеставший по застывшему в спокойствии лицу, ни ветер, что тщетно пытался согнуть прямую, как струна, спину. Змея была похожа на один из каменных идолов, что до сих пор стоят позабытые на давно покинутых капищах.

В одну из ночей, чтобы переждать грозу, ее конь остановился под старой березой, укрывавшей своим зелено-золотым шатром тропку. Через некоторое время несчастное животное, спотыкаясь, покинуло свое ненадежное убежище — береза скинула всю листву, оголив крапчатый стан. Рыба чуть позже коснулся бугристого ствола рукой и не почувствовал под корою пульсации сока в древесных жилах. Береза либо уснула раньше времени, либо умерла.

На утро четвертого дня изможденный конь, в спутанной гриве которого уже серебрились седые пряди, ткнулся лбом в калитку избушки, одиноко стоящей посреди чащобы, и жалобно заржал, взывая о помощи. Спустя время из дома выбежала старушка, маленькая и не по возрасту резвая. Она долго изучала каменное лицо всадницы, видимо ожидая приветственной речи от незваной гостьи. Потом вдруг обернулась и глянула в ту сторону, где сокрытый могучими стволами кедра, Рыба наблюдал за происходящим. Ему почудилось, что подслеповатая ведьма смотрит на него сквозь дерево. Меж тем конь вновь жалобно заржал, и старуха, открыв калитку, впустила его во двор.

— Эй, девица, ты почто животину-то измучила? — старуха погладила теплые лошадиные ноздри, пышущие паром.

— Милая, ты жива ли? — и она дернула поводья из онемевших рук. Змея неестественно накренилась в седле и медленно стала сползать на землю. Старуха подхватила безвольное тело и, причитая да ахая, потащила тяжелую ношу в избу.

Когда ночь наполнила лес густой тьмой и прозрачными, что дикий хрусталь звуками, Рыба наконец-то решился взглянуть на Змею и подобрался к окошку. Сквозь щели меж покосившихся от времени ставней пробивался в морозную ночь неяркий свет очажного пламени. Старуха, склонившись над лежащей на скамейке девушкой, пыталась влить сквозь спазмом сжатые губы навар от пустых щей. Та не размыкала рта. Ее безжизненные глаза, словно стекло, поблескивали в полутьме, и, казалось, смотрели на Рыбу сквозь толстые доски ставен. Йок не смог долго выдерживать этот мертвый всепроникающий взгляд и удрал обратно в лес, где мучился, не в силах заснуть, преследуемый жутким видением. Под утро, когда темнота медленно растворилась в предрассветном тумане, Рыба почувствовал сильную боль, что каленным железом прожгла легкие, после чего долгожданное забытье наконец-то поглотило его. Очнулся он в полдень. Боль исчезла, на смену ей пришел голод. И странное ощущение пустоты внутри, будто сняли часть пут, долгое время стягивающих чувства. Он некоторое время с интересом и тревогой прислушивался к себе, но ничего особенного так и не обнаружил. Да и каким образом мог нелюдь заметить улыбку, возникшую на его губах, когда солнце омыло лицо теплыми брызгами лучей. Слабую, не видимую самому хозяину, но все же улыбку, одну из тех, что случается лишь у людей; такую, которая проявляется лишь на устах познавших любовь.

Рыба подстрелил трех зайцев. Тушки были жирные: животные отъелись за лето, готовясь к наступающим холодам. Рыбу мучил голод, но, тем не менее, он не спешил свежевать убитого зверя. Некоторое время он размышлял, облокотившись о ствол старого кедра и разглядывая суетящихся в палой хвое муравьев. Его жидкие брови шевелились в такт мыслям, то сходясь в складку на переносице, то распрямляясь, подобно стрелам. По голове что-то больно ударило. Рыба наклонился, поднял шишку, наполовину вышелушенную проворной белкой, и снова улыбнулся…

Подходя к избушке, йок старался быть как можно заметнее, чтобы старуха увидела его загодя. Он подозревал, что прозорливая ведьма давно догадалась о присутствии нелюдя рядом со своим домом, поэтому Рыба шел открыто, не таясь, дабы показать мирные намерения. Три удара в дверь и три шага назад. Он усмехнулся, обратив внимание на комичность этого спектакля. Его Учитель никогда не церемонился с людьми, предпочитая, чтобы люди церемонились с ним. Рыба же не считал нужным пугать добрую женщину, приютившую Змею. Он невольно уважал ее мужество принять в свой дом то, что забирает силу у всего живого.

Она открыла дверь, и ее лицо исказила гримаса страха и удивления. Но, надо отдать должное старой колдовке, она быстро совладала с чувствами и спокойные, на удивление яркие глаза, словно два изумрудных зеркала, отразили в себе угрюмое лицо нелюдя.

— За чем пожаловал, молодец?

Он протянул ей заячьи тушки, свободной рукой указав сначала на губы, потом на живот и после ткнул пальцем за спину женщины, туда, где в полутьме тесной комнатушки лежала Змея.

— Ты хочешь, чтобы я накормила ее… мясом?

Он молча кивнул, развернулся и зашагал прочь. Оставшуюся часть дня Рыба бесцельно бродил вокруг дома, прислушиваясь к приятному запаху горячих щей, что приносил назойливый ветер, дразня чувствительные ноздри йока. Он зажарил одного зайца, но сухая пища не принесла ему удовлетворения, как и совершенный им поступок. Что-то было не так.

Как только стемнело, Рыба вновь подкрался к избушке в надежде найти разгадку своего беспокойства, но стоило ему переметнуться через плетень, как входная дверь скрипнула и старуха окликнула его.

— Эй, подь сюда!

Он нехотя повиновался, подошел и хмуро уставился рыбьими глазами на женщину, встретившую нелюдя взглядом, в котором уже не было страха. Она прикрыла дверь, и свет очага перестал слепить обоих.

— Ты немой?

Рыба утвердительно кивнул, стараясь не глядеть в пронзительно-зеленые глаза. Даже в густых сумерках, сдобренных туманом, нелюдь видел каждую черточку на ее роговице, и от подобного видения становилось не по себе. Он вдруг понял, отчего ему было так тревожно весь день, понял, что перед ним не простая отшельница, и даже не лесная ведунья.

— Ты ходишь за ней. Кто ты для нее? Ученик? Учитель?

Никто.

— Хочешь убить ее?

Рыба отрицательно покачал головой. Голос ее звучал спокойно и властно, так, что было понятно — старуха имеет право задавать такие вопросы могучему воину, стоявшему напротив, ведь она…

— Войди.

Рыба покорно шагнул в распахнутую дверь и оказался в тесной клетушке, убогой, но чистой. В углу, под божницей спала Змея, у изголовья стоял светец с можжевеловой лучиной и блюдце, куда с шипением падали прогоревшие угольки. Хозяйка усадила нелюдя за стол и поставила перед ним глубокую миску с похлебкой из зайчатины.

— Ешь.

Рыба молча работал ложкой, не сводя глаз со спины девушки, что лежала лицом к стене, и лишь растрепанная коса нечесаным концом подметала пол.

— Так объясни мне, Проклятый, зачем преследуешь Дочь Земли? Чего тебе нужно от нее?

Рыба перевел взгляд на