Легкие шаги безумия - Полина Дашкова

Когда-то, много лет назад, Лена выполнила свое обещание. Онапробила публикацию для опущенного зека Василия Слепака. Это стоило огромных сили нервов.

Стихи авторов «с улицы» публиковались крайне редко, даже врубрике, созданной специально для начинающих и названной «Антология одногостихотворения», все равно печатали своих – хоть сколько-нибудь своих. Дело былововсе не в качестве стихотворной продукции. Вся система жизни в советское времябыла основана на связях и знакомствах – в такой же степени, как теперешняяжизнь в России основана на деньгах.

В те счастливые времена по блату покупали продукты,стриглись, лечили зубы и все прочее. Без блата сложно было нормально родиться,красиво сыграть свадьбу, поступить в институт, занять солидную должность,получить место на хорошем кладбище. Опубликовать стихотворение или рассказ вжурнале тоже было сложно без блата.

Разумеется, в этой «блатной» системе бывали исключения. Ноони только подтверждали общее правило.

Когда Лена положила на стол перед заведующим отделомлитературы своего журнала стихотворение Васи Слепака, которое она выбрала исама перепечатала на машинке, он брезгливо поморщился и фыркнул:

– Опять ты со своим «самотеком»? Ну куда я это суну? Смотри,у меня план по «Антологии» забит на двадцать номеров вперед.

– Лев Владимирович, пожалуйста, я ведь редко прошу.

– Ты редко просишь?! Да я скоро вообще перестану давать теберукописи. Ты постоянно суешь мне какого-нибудь очередного гения из «самотека».Я тебе давал рецензировать Студенца?

– Мне. Но там ничего нет.

– У Студенца ничего нет?! Он – секретарь правления Союзаписателей, лауреат пяти премий, и у него ничего нет? Из сорока стихотворенийможно было хотя бы на полосу наскрести?

– Нельзя. Любой колхозный графоман пишет лучше.

– А рукопись его ты куда дела?

– Отправила через отдел писем, – пожала плечами Лена.

– О Господи! Покажи хоть копию рецензии. Лена достала своюпапку из шкафа, извлекла из толстой стопки рецензий скрепленные два листочка.Заведующий стал читать.

Сначала он схватился за сердце. Потом за голову. Потом заживот. Смеялся он долго и хрипло. Наконец позвонил по внутреннему телефону вотдел писем. Но выяснилось, что рукопись с ответом секретарю правления ужеотправлена.

– Жди теперь большой телеги, боец за высокую литературу, –вздохнул он, – Студенец этого дела так не оставит.

– Лев Владимирович, – осторожно спросила Лена, – но ведь увас было для него местечко? Была ведь полоса? Вот давайте кого-нибудь, ктопланируется в «Антологию», передвинем на эту полосу, а моего Васю напечатаем?

– Ну ты даешь, Полянская! Кто тебе этот Вася? Брат родной?

– Мне он никто. Он зек, к тому же опущенный…

– Совсем спятила?

– Это для него очень важно, Я за всю жизнь не видела низкогоболее несчастного и униженного, чем он.. Это шанс для него… остаться человеком.

– Лен, журнал – не богадельня, – сказал заведующий вполнемирно и внимательней перечитал стихотворение, лежавшее на столе.

– Богадельня лучше блатной «малины», – еле слышно заметилаЛена.

– Нет, с этим я не спорю. И стихотворение вполне приличное.– Лев Владимирович закурил и уставился в окно. – Опущенный, говоришь?Несчастный? Можно подумать, я счастливый. Мы все, между прочим, в какой-тостепени опущены этой властью.

– Лев Владимирович, это общие слова, – разозлилась Лена, –вы ведь выступали в зонах, вы прекрасно знаете, что это такое – опущенный:Человек погибает, его почти нет. А у вас есть возможность соломинку емупротянуть. Вам это ничего не будет стоить. И главный поймет. Поворчит, нопоймет. Вы его знаете.

– Ладно, если ты такая жалостливая, иди к главному и скажи,что ты хочешь, чтобы вместо стихов секретаря правления Союза, лауреата пятипремий, великого советского поэта Студенца в нашем журнале были опубликованыстихи уголовника Васи.

– И пойду, – выпалила Лена, – пойду и скажу именно так. –Иди, – кивнул заведующий, – иди! Схватив листочек со стихотворением, Ленанаправилась к двери.

– Подожди! – окликнул ее Лев Владимирович. – Не забудьсказать, что я категорически против!

Секретарша главного Рита сделала страшные глаза, когда Ленавлетела в приемную, размахивая листочком со стихотворением.

– Ленка, стой! – зашептала она. – Там у него Студенец,только и слышна твоя фамилия.

– Ты дал меня рецензировать какой-то сопле! Что такое этаПолянская?! Что это такое? Ты посмотри, она просто издевается надо мной! Да я…Да ты… Да я ее!.. – неслось из-за приоткрытой двери кабинета.

В ответ раздавалось невнятное, вполне мирное бурчаниеглавного редактора.

Лена уселась в кресло у стола секретарши и спокойнозакурила.

– Ты что? – испугалась Рита. – Иди лучше к себе в отдел.Попадешься под горячую руку.

– Ничего, Ритуль, – улыбнулась Лена, – мне не привыкать. Всеравно ведь сейчас вызовет на ковер.

– А может, рассосется как-нибудь, если мелькать не будешь?

Через минуту из кабинета пулей вылетел толстый лощеныйдядька в кожаном пиджаке, с багровым лицом и, шарахнув дверью, помчался покоридору к лифтам.

А еще через минуту голос главного редактора произнес поселектору:

– Рита, Полянскую ко мне вызови.

– Ну вот, я же говорила. – Лена загасила сигарету имужественно шагнула в кабинет.

Главный редактор сидел, откинувшись в кресле и барабаняпальцами по столу.

– Ты меня когда-нибудь в гроб вгонишь, – мрачно сообщил он,не поднимая глаз на Лену, – нельзя дураку говорить, что он дурак. Особенно еслион не простой дурак, а заслуженный и агрессивный. Нельзя, понимаешь?

– Понимаю, – кивнула Лена, – но не всегда могу сдержаться.

– Учись, иначе пропадешь. Что мне прикажешь с тобой делать?Ругать? В угол поставить? Слышала бы ты, как на меня сейчас этот Студенец орал!Вот возьму и наору на тебя так же.

– Я слышала, Глеб Сергеевич. Наорите, если вам легче станет.

– Слышала? Ты что, в приемной была?

– Да. Я к вам шла…

– Только не говори, что с повинной.

– Нет, – улыбнулась Лена, – я хотела попросить… – Онапротянула главному редактору листок и рассказала о Васе. – Лев Владимировичкатегорически против, – добавила она. Вот тут он начал орать – от души. Ленауслышала, что она и нахалка, и хулиганка, и пороть ее некому, и в Союз ееникогда не примут, ибо в правлении сидят сплошные Студенцы, с которыми онаобщаться не умеет, и так далее, и тому подобное.