Легкие шаги безумия - Полина Дашкова

Около недели Лена приставала к главному редактору и кзаведующему отделом литературы, наслушалась тяжелых вздохов, восклицаний,нотаций и всяких слов про себя и свою настырность. Но в итоге стихотворениеВаси Слепака все-таки публиковали в «Антологии»…

Все это было страшно давно, словно в другой жизни. Нет ужетого молодежного журнала, заведующий отделом литературы сидит на пенсии, нянчитвнуков. Главный редактор скакнув в политику, какое-то время продержался навысокое Волне девяносто первого года, тихо и плавно спустился в частноепредпринимательство. Советский поэт Студенец заделался отцом-основателем однойиз многочисленных организаций нацистско-коммунистической направленности.

Только про Васю Слепака Лена не знала ничего.

Веня влетел в комнату как ошпаренный.

– Ты и ребенка готова была убить?! Двухлетнего ребенка! Тебевсе равно? Даже последний отморозок не догадается подложить взрывчатку вдетскую коляску! – кричал он.

– В чем дело, радость моя? – спросила Регина, повернув кнему лицо, покрытое толстым слоем зеленой косметической маски.

– Я смотрел криминальные новости по московской программе. Тытак сильно хочешь прикончить Полянскую, что тебе все по фигу? Ты соображаешь,что творишь?

– Во-первых, успокойся. – Регина говорила сквозь зубы. Когдалицо покрыто маской, губами лучше не двигать. – С чего ты взял, что речь шлаименно о Полянской? Там что, и фамилию назвали?

– Не придуривайся! – выкрикнул Веня. – Зачем ты вообще всеэто затеяла?

– Я затеяла?! Я?! Очень интересно! Ты хоть соображаешь, чтоговоришь? Ребеночка ему жалко стало! Тоже мне, Алеша Карамазов! Жалостливыйнашелся! И не ори на меня! Сиди тихо и молчи в тряпочку. Ты понял? Все, что яделаю, – для тебя, любимого-драгоценного. Таскаюсь по Москве, общаюсь со всякойшвалью, шкурой своей рискую, а ему ребеночка жалко.

– Для меня? Для меня можно было остановиться на Синицыне.Достаточно было только его.

– Ага, – кивнула Регина, – Синицын, Азаров, потом несчастнаянаркоманка Катя. И все, на этом – стоп. Нет, счастье мое, машина запущена. Иследующей будет Полянская, с ребенком или нет – это уже детали. Сам знаешь,если хоть что-то, если хоть капля информации о твоих художествах с девочкамипросочится к друзьям-"браткам", Веня, это будет хуже суда, хужесмерти. Для меня тоже, конечно. Но я сумею выкрутиться. А ты… Я делаю все длятебя, ради тебя. Возьми себя в руки, не распускай сопли.

– Так говорила моя мать, – тихо произнес Веня. Регинанесколько секунд молча смотрела ему в глаза.

– Хорошо, – вздохнула она, – сейчас я смою маску, и мыпоработаем. – Нет, – он замотал головой, – нам надо поговорить. Простопоговорить, без гипноза.

– Ну валяй, говори. Я тебя внимательно слушаю.

– Регина, я не хочу, чтобы ты убивала Полянскую, – произнесВеня тихо и хрипло.

– Она будет последней. На ней все замыкается, именно на ней.Я ведь не трогаю Ольгу Синицыну – она не представляет опасности. А Полянскаяопасна, и ты не можешь не понимать этого.

– Оставь ее в покое.

– Почему?

– Потому, – он нервно сглотнул, – потому, что ты не сможешьэто сделать грамотно и аккуратно. Ты уже и так слишком наследила. А Слепой невозьмется. Как ты не понимаешь, у нее муж – полковник милиции. Такие делараскрывают из принципа, из ментовской солидарности.

– Только поэтому мне не трогать Полянскую? – быстро спросилаРегина.

– Да. Только поэтому.

– Лена, деточка, проснись.

Лена с трудом открыла глаза и уставилась на Веру Федоровну,которая стояла над ней с телефоном в руках.

– Да… Доброе утро. Который час? – спросила она, садясьнакровати.

– Половина десятого. Тебе с работы звонят.

– Спасибо, – Лена взяла трубку из рук Веры Федоровны.

– Спишь еще? Вставай, – послышался в трубке голос секретаршиглавного редактора Кати, – планерку перенесли на сегодня. К одиннадцатиподъезжай. Главный сказал, чтобы ты была обязательно.

– Хорошо, Катюш, я приеду. Спасибо, что разбудила пораньше.

В спальню вбежала Лиза в колготках и теплом свитере.

– Мамочка, доброе утро! Мы с бабой Верой уже позавтракали, аты все спишь и спишь. А этот дядя не умеет разговаривать по-нашему, он такойсмешной, смотри, что он мне привез!

Лиза умчалась в свою комнату и вернулась, держа в рукахкоробку с конструктором «Лего».

– Вера Федоровна, а где Майкл? – спросила Лена, вылезаяиз-под одеяла и накидывая халат.

– По-моему, он пошел бегать. Когда я проснулась, он стоял вприхожей в коротких штанишках и кроссовках. Он что-то стал бурно мне объяснять,но я не поняла. Тогда он показал знаками, и я сообразила. Наверное, скороприбежит. Может, ним с Лизонькой пока пойти погулять, чтобы ты спокойнособралась на работу? Заодно американца твоего встретим. Вдруг заблудится?

– Не надо, Вера Федоровна. Погода скверная, к тому же я неуспела сложить Лизины вещи. Хотела сделать это сегодня утром, но видите – надона планерку, – Лена виновато улыбнулась, – я уже все приготовила, постирала,отгладила. Вы только сложите в сумку.

Лена окончательно проснулась только после горячего душа.«Конечно, если ложиться спать не раньше половины пятого, то будешь чувствоватьсебя отвратительно и выглядеть не лучшим образом. Ладно, немного губной помадыи пудры…» – Глядя в зеркало, Лена вдруг заметила, что взгляд у нее сталкаким-то другим, тревожным, даже испуганным.

«Мне не страшно, я это уже проходила два года назад. Мнесовсем не страшно», – подумала она и попыталась улыбнуться своему отражению.Улыбка получилась жалкая, вымученная.

– А баба Вера тебе кофе сварила и яичко! – сообщила Лиза.

Раздался звонок в дверь. Вернулся Майкл со своей пробежки.Он весь сиял, лысина была розовой и влажной.

– Там дождь, – сказал он весело.

– Где же ты бегал? – поинтересовалась Лена.

– Вокруг дома, пятьдесят кругов, чтобы не потеряться.

– Там в холодильнике есть для тебя йогурт и апельсиновыйсок. Мне надо на работу, часа на два. Потом приедет моя подруга Ольга, и мыотвезем тебя в Третьяковку. Подождешь?

– Твоя дочь будет учить меня русскому языку! – сказал Майкли отправился в душ.