Каменная пациентка - Эрин Келли

– Теперь, когда ваши родители поняли всю степень вашего обмана, это подтвердило для них наш диагноз психопатического расстройства. Они считают, что будет лучше, если с этого момента мы так и станем к вам относиться, и если вы хотите какой-то поддержки за пределами больницы – пусть ее оказывает тот, кто втянул вас в неприятности.

Все слова имели смысл по отдельности, но Хелен никак не могла воспринять настоящего значения сказанного.

– Как это повлияет на мое положение? Я не понимаю.

– Ваши родители бросили вас, – объяснил он, и его голос был полон нежности и сожаления. – Они отреклись от вас, если желаете более подходящего слова.

Первым порывом Хелен стал гнев. Они перехватили контроль над ситуацией: она хотела первой уйти от них. Боль следовала за гневом по пятам. Их любовь всегда была условной, и поскольку Хелен никогда не удовлетворяла этим условиям – чрезвычайно сдержанной, но они все равно оставались ее родителями, и она не могла справиться с тем, что нуждалась в них.

– Сожалею, мисс Моррис. – Суперинтендант Керси пододвинул к ней коробочку с бумажными платками. Хелен вонзила себе ногти в ладонь, полная решимости не позволить эмоциям указать на ее неуравновешенность, однако слез не было. Сдерживать было нечего.

– Так куда же мне теперь идти?

– Нет, это… Мисс Моррис, это не отменяет того факта, что мы должны лечить вас, и что если вы станете сопротивляться лечению, то будете помещены по освидетельствованию.

– Но если я хочу выйти отсюда?

– Вы должны будете обратиться в Контрольный совет, правительственный департамент, перед которым я отвечаю. Два независимых приходящих инспектора.

– И они поверят моим словам против ваших?

По его лицу пробежала тень неловкости.

– Они примут во внимание мое мнение и мнение доктора Буреса.

Тогда Контрольный совет – все равно что беззубый волк.

– Моя подруга в Лондоне, – сказала Хелен. – Она меня выпишет.

– Вопрос не стоит так, чтобы просто выписать вас.

– Поручится за меня, как бы это правильно ни называлось. Она может?

Рошель была хрупким спасательным кругом, но единственным, за который Хелен могла ухватиться.

– Мы можем передать вас только на попечение вашего ближайшего родственника. У вас нет ни братьев, ни сестер, и, как мы знаем, – он тяжело наклонился к ней для большей убедительности, – у вас нет супруга.

– Так кто теперь мой ближайший родственник? – вслух подумала Хелен.

Керси опустил очки. Что бы он ни собирался сказать – ему это не нравилось.

– Разве только вы сообщите нам, от кого забеременели, мисс Моррис, и тогда мы сможем воззвать к его милосердию во всех смыслах, я полагаю.

Ее глаза были сухими и слепыми от ярости. Хелен попалась на их удочку с добровольным лечением, позволила поджарить себя электрическим током и все равно не смогла выиграть. Она нуждалась в Паулине, хотела прильнуть к ней, даже если бы пришлось таскать подругу, положив ее свинцовую руку себе на плечи. Но Паулины не было ни в палате, ни во дворе, ни в библиотеке; ее не было в трудотерапии, в ванной комнате и в гостиной. Норма сидела на обычном месте Паулины, позволяя Сьюзен начесывать свои волосы в проволочно-шерстяной одуванчик.

– Кто-нибудь видел Паулину? Норма, она ушла на ЭКТ?

– Нет, там сегодня мужской день, – сказала Сьюзен.

– Паулина! – На пронзительный крик Хелен обернулась только половина голов.

– Может, она внизу в прачечной? – предположила незнакомая пациентка, похожая на мышку. – Я не так давно видела, как она собирала свои простыни.

Паулина не работала в прачечной, а если бы вдруг и собралась, то даже самые жестокие медсестры не поставили бы на эту работу пациентку, которая едва могла удерживать собственную голову.

Какой-то инстинкт заставил Хелен повернуться и побежать туда. Она знала, что прачечная находилась на первом этаже, в конце жуткого служебного коридора, протянувшегося через всю больницу. Она спустилась по каменным ступеням и сквозь двойные двери ворвалась в полуподвальный тоннель, через равные промежутки освещенный мерцающими флюоресцентными лампами. Там не было никаких указателей, но пар и запах буры влекли ее к концу коридора.

Прачечная состояла из трех отдельных помещений, два из которых были заполнены возвышающимися вибрирующими машинами, носильщиками и пациентами, которые едва отвлеклись от работы, когда Хелен выкрикнула имя Паулины. Только один из пациентов, помешивая в гигантском котле, поднял глаза и указал пальцем, разинув рот в форме идеального «О».

Самая последняя дверь была приоткрыта, из темноты исходила вонь грязного белья. Хелен толкнула дверь и услышала «кап-кап-кап» протекающей трубы, эхом разносящееся по помещению. Она шагнула вперед. Запах усилился. Не старых простыней, а свежей мочи. Капало не из трубы. Хелен нащупала сзади выключатель, ударила по нему основанием ладони и в ослепительно-белом свете увидела простыни, завязанные вокруг толстой трубы, тянущейся через всю ширину потолка. На уровне глаз болтались две грязные босые ступни, с прозрачными капельками, дрожащими на каждом из больших пальцев.

Хелен не успела крикнуть: комната заполнилась людьми в белых спецовках, кричащими, поднимающими стул, который пинком отбросила Паулина, отвязывающими ее, поддерживающими и укладывающими на пол, грубо качающими ей руки и грудь. Крикам вторили и в коридоре, где старшая сестра призывала всех к спокойствию. Хелен прижалась к кафельной плитке. Она подумала о детях Паулины, включая в их число и себя. Она не выживет в Назарете без подруги. Она закончит так же, если не выберется отсюда. Это такой же очевидный факт, как и тело на полу.

В комнату влетел Керси. Белые фалды его халата взметнулись, когда он упал на колени и приложил пальцы к запястью Паулины в такой манере, что это, должно быть, предназначалось просто для вида.

– Молодцы, парни, – сказал он дежурным медбратьям. – Вы сделали все, что могли. Пожалуйста, возвращайтесь к своим пациентам.

Один из медбратьев перекрестился. Керси скользнул рукой вниз по лицу Паулины, закрывая ей глаза – казалось, не прикасаясь к ним.

– Время смерти – три пятнадцать, – сказал он старшей сестре, стоявшей в дверях с красным лицом.

– О, дорогая моя, нет, – произнесла та каким-то чужим голосом. – Ох, Паулина…

Решение формировалось в Хелен, маленьким мотыльком хлопая крыльями в груди. Она поняла, как отдать последние почести Паулине и спастись самой. Она и раньше это знала, но только сейчас поняла, как это срочно, когда ее собственная судьба предстала перед ней в облике несчастной подруги. Это таилось наверху в расчесанном до крови скальпе Сьюзен и в замкнутой комнате разума Нормы. Нет ничего хуже Назарета, и здесь нет ничего, что не убивало бы.

Она открыла рот, и мотылек выпорхнул.