Ардагаст и братство тьмы - Дмитрий Баринов

Ненка перевела. Аюни тихо проговорила:

— И сюда пришла война...

Лицо её стало печальным, затем — холодным и отчуждённым.

— Вы не туда пришли, росские шаманки. Это — Лоно Земли-Матери. Когда оленята, медвежата родятся, птенцы вылупливаются, их души отсюда выходят. А на север отсюда — Малый Мыс Идолов. Там моя богиня — Хозяйка Моря. Она китам, моржам, тюленям, рыбам души даёт. Богине молятся не о смерти — о жизни, чтобы много пищи было, много зверей и детей родилось. В верхнем мире есть Нум и семь его сыновей, — она указала рукой на идолов вверху на скале, — в нижнем — Нга. Им и молитесь о войне. А я не чёрная шаманка, в убийстве никому не помогаю.

— Вижу, тебе тут хорошо и спокойно живётся, великая шаманка, — возмущённо взглянула Лютица в лицо Аюни. — Не видишь отсюда слёз своего племени. Оно скоро голодным станет, потому что охотится ещё и для разбойников-дармоедов. То-то они тебя не трогают. Может, и тебе от них что перепадает?

— Я шаманю дольше, чем ты на свете живёшь. Всё вижу, всё слышу. От голода племя спасала, от холода, от мора. От всякого безумия мужчин лечу, только от войны — не умею. Кто вас послал? Або? Это из-за его дружков с Белого острова к нам война пришла.

— Воины Белого острова вас защищали, теперь им самим помочь надо. Солнце с Тьмой воюет. Тьма победит — всем хуже станет! — горячо воскликнула Милана.

— У нас, германцев, мужчины не колдуют. Но волшебницы и пророчицы помогают воинам защищать племя. Ваши женщины что, совсем трусливы? — вмешался Сигвульф.

— А вы, воины, зачем пришли? Угрожать старухе? Со мной не так легко справиться. — В голосе Аюни появилась угроза. Шаманка перевела взгляд на волхвинь. — Знаю, что вам нужно. Шаманить для войны в Лоно Земли-Матери я вас не пущу. Уходите прочь!

Лютица шагнула вперёд. Её глаза пылали гневом.

— Я такая же жрица Матери Мира, как и ты, и владею мудростью пещерных колдуний времён зверобогов. Гляди!

Миг — и вместо волхвини на снегу стояла большая серовато-жёлтая львица. Из её пасти вырвалось рычание:

— Пусти меня в Лоно Великой Матери!

Милана, оборотившись орлицей, взлетела с грозным клёкотом. Скуластое лицо шаманки даже не дрогнуло. Она упала, свернулась клубком и поднялась оленихой с огромными раскидистыми рогами. Совсем не похожая на гривастого северного оленя, она напоминала лань, но раза в три больше обычной. Два зверя, давно ушедшие в нижний мир, вновь стояли, готовые к схватке. Львица припала к земле, хвост её колотился по снегу. Олениха выставила исполинские рога. Орлица открыла клюв, расправила когти, готовая поддержать львицу в нападении.

Сигвульф закусил губу, чтобы не выругаться в святилище Матери Богов на венедский лад — по матушке. Не пристало мужу лезть в драку женщин, даже вовсе озверевших. Но если эти трое погубят друг друга... Сята-Сава хотела крикнуть, броситься между зверями-волхвинями, но вместо этого бессильно оцепенела. Разве великие шаманки послушают её?

И тут ненка и германец увидели то, чего не замечали разъярённые волшебницы. Далеко на севере, над замерзшим проливом, загорелось в небе огромное разноцветное пламя невиданной красоты. Красные, жёлтые, зелёные огни переливались, переходили друг в друга.

— Сполохи! Сполохи! В них — души тех, кто без вести умер, кто себя убил! — отчаянно вскрикнула Сята-Сава.

Сигвульф вздрогнул. На юге, в венедских лесах, нечистые мертвецы становились упырями, а здесь, оказывается, забирались на самое небо. А ненка, упав на колени, кричала, мешая ненецкие слова с сарматскими:

— Вижу: Чёрный Бык Севера идёт. Снегом сыплет, холодным ветром дует, холодным огнём-сполохом дышит. Мать Пурги, Мать Подземного Льда, Мать Смерти на нём едет. Зло идёт с севера, смерть идёт — на воинов Солнца и Грома, на всех добрых людей! Земля-Мать, Мать Солнца, Небесная Олениха, останови северное зло!

Все невольно обернулись на север. Оттуда, со стороны скрытых за горизонтом безлюдных ледяных островов, шёл громадный чёрный олень. Завораживающее сияние сполоха окружало его могучие рога, разноцветным пламенем вырывалось из пасти. Но не тепло — холод волнами накатывался с севера. На олене восседала старуха в чёрных потрёпанных мехах, с распущенными седыми космами.

Лед гулко стучал под копытами зверя. Олень шагал всё быстрее, уже не шёл — нёсся вскачь по укрытой снегом тундре. Тёмные тучи следом за ним заволакивали небо. Линялая шерсть с боков оленя, перхоть с волос старухи обильно падали и обращались в снег, который нёс на юг ледяной ветер.

Раздоры враз забылись. Чародейки и воины сгрудились у расщелины. Снег засыпал долину между скальными грядами, от ветра валились идолы, а сам ветер выл всё громче голосами бесов и нечистых покойников. Поравнявшись со священной скалой, старуха обернулась и захохотала:

— Поздно пришли на север, росы! У вас осень, а здесь зима. Небесные воины вам не помогут: гром не гремит, солнца не видно. Все замёрзнете, не вернётесь! Мир спасать надумали? Попробуйте сами спаситесь, их-хи-хи!

Чёрный зверобог унёс старуху на юг, а пурга осталась бушевать над тундрой.

— Все в расщелину! — громко крикнула Аюни.

Расщелина оказалась входом в обширную, уходившую в глубь земли пещеру. Кромешную тьму внезапно озарил золотисто-красный, будто от костра, свет. На стенах стали видны нарисованные охрой фигуры зверей незапамятных времён: земляных быков, носорогов, львов, оленей с громадными рогами. А свет исходил из глазниц расписанного красной краской огромного черепа с изогнутыми бивнями. Снаружи бесновалась пурга, но ни одна снежинка не попадала в пещеру.

Дрожащая Сята-Сава прижалась к тёплому боку львицы-Лютицы. Олениха-шаманка ласково коснулась влажным носом лица ненки и сказала:

— Из тебя вышла бы хорошая шаманка. Зря я не взяла тогда тебя в ученицы.

Сята-Сава молча покачала головой. С неё достаточно было мужа-шамана. Ей приходилось видеть всё: как он курил хорезмийское маковое зелье, как с трудом приходил в себя после духовных полётов, а потом, едва отлежавшись, принимался за воинские упражнения. Ведь он — ещё и отыр, его не должны видеть слабым. Когда же он, совсем обессиленный, валился на ложе, старшая жена охотно уступала ненке место возле него. Ещё и посмеивалась над тем, что у бывшей наложницы детей меньше, чем у неё. Зато в походы Лунг-отыр всегда брал младшую жену.

— Орлица в небе, олениха на земле, львица в пещере. Все три мира. Будем шаманить, силой трёх миров помогать мужчинам, — спокойно и деловито произнесла Аюни.

Две рати стояли друг против друга на берегах пролива. А между ними бились две незримые волны колдовства. Льдины то смерзались, то с треском раскалывались. Но белоснежная броня всё надёжнее сковывала поверхность моря. Огромные выдры уже уплыли на восток, чтобы не вмёрзнуть в лёд. Три солнечных шамана и один грозовой могли быть довольны собой: знакомое, но непривычное ледяное волхвование выходило неплохо. Однако все четверо чувствовали: их враги борются не в полную силу, скорее, тянут время.