Ардагаст и братство тьмы - Дмитрий Баринов

Всё стало ясно, когда над северным горизонтом вспыхнул огонь сполоха.

— Чёрный Бык Севера! Я говорил вам о нём! Быстрее замораживайте пролив! — крикнул Аристей.

В считанные минуты ледяной мост был достроен и присыпан снегом — чтобы копыта коней не скользили. Ардагаст взмахнул мечом, и железный сарматский клин с кличем «Слава!» понёсся к Мысу Идолов. Впереди скакали росы в кольчугах и панцирях, за ними — манжары, следом — сииртя и печорцы на собачьих упряжках. Рядом с людьми бежали две стаи волков: оборотни-нуры и люди-волки из тундры. А в лицо воинам уже бил ледяной ветер, и тёмные тучи заволакивали небо, и белая стена надвигалась с севера. И вот уже вылетел на скалистый берег исполинский чёрный олень в венце холодного пламени, остановился и победно затрубил. Его реву вторил ехидный хохот косматой старухи, рокот бубнов, довольные крики скопища, собравшегося на мысу.

Пролив был узок — пешком за час перейти. Но пересечь его росы не успели. Пурга достигла берега раньше их. Царь приказал всадникам остановиться, зная: ещё немного, и кони начнут падать и обращаться в бегство, не выдержав напора ледяного урагана. Бежать от него бесполезно, укрыться негде.

— Ардагаст! Строй солнечный шатёр, как тогда в Карпатах! — крикнул Вышата.

Даже не слова — ветер уже заглушал их — мысль волхва достигла сознания царя. Он поднял над головой вспыхнувшую золотым огнём Колаксаеву Чашу, потом описал ею круг. И купол струящегося золотистого света охватил всё войско, сбившееся в кучу на льду пролива. Люди, кони, собаки, волки жались друг к другу. А беснующийся снежный хаос уже окружил их со всех сторон, накрыл сверху. Где небо? Где берег? Пурга завывала голосами безвестных мертвецов, в одиночестве и отчаянии погибших среди белой пустыни, голосами самоубийц и чертей-тунгаков. Иногда в снежном вихре проступала то громадная морда чёрного оленя, то злорадное лицо старухи.

— Что, росы, на край света забрались моржеедов глупых спасать? Вместе с ними вас в снежном кургане похороню!

Золотистая полупрозрачная стена дрожала, колебалась, но ни одна снежинка, ни один порыв ветра не пробивались сквозь неё. Не проникал внутрь купола даже мороз. Чувствуя это, воины приободрились.

— Хорошо в золотом чуме вождя росов, как на самом Белом острове! — сказал по-сииртянски, затем по-сарматски Хаторо. Новый дружинник уже немного овладел языком росов.

Сииртя под бубен запели насмешливую песню о трусливых ненцах, спрятавшихся за спину старухи. Пересвет заиграл другую — о старой ведьме, пытавшейся приворожить молодого парня. Амазонки дружно подхватили её, следом и другие росы. Если бы не теснота, пустились бы и в пляс. Когда же появлялось злорадное лицо старухи, её крыли отборной руганью. Ягу, всех чертей мать, росы сразу узнали. И вспомнили, как их Солнце-Царь восемь лет назад выбил из седла зловредную богиню-ведьму.

Тем временем пурга заметала золотистый купол. Вокруг него и впрямь вырастал снеговой курган неведомой величины. Вскоре даже вверху не стало видно ничего, кроме белого снега. Он уже не носился в яростном вихре — просто лежал, похоронив под собой всё войско Ардагаста. Солнечная чаша, однако, по-прежнему давала тепло и свет.

— В золотой яранге ещё лучше, чем в чуме! — сказал неунывающий Хаторо.

Наиболее тревожно чувствовали себя волхвы. Они-то знали: Огненная Чаша не всесильна. Удалось же её три века назад разрубить Секирой Богов (той самой, что, лишённая былой силы, висела теперь у пояса Вышаты). Сколько ещё выдержит солнечный шатёр под натиском сил тьмы и холода? К тому же скоро под снежным курганом станет душно. Лишь наверху, куда бил золотой луч Колаксаевой Чаши, оставалось отверстие, через которое поступал воздух. Волхвы старались сохранить его, а старуха — завалить. Ей усердно помогали Чёрный Бык с его колдовской шайкой.

Но волхвы чувствовали, как с севера, из-за бушующей пурги, всё сильнее и увереннее накатывается поток добрых чар. Сила многоликой и многоимённой богини жизни, вызванная и направленная тремя волхвинями, ослабляла злую силу её сестры, владычицы холода и смерти. Но где же Або с солнечной птицей Минлей, которую он обещал вызвать?

Вышате, поглощённому магическим боем, почему-то слышался мысленный голос его маленького сына Вышеслава: «Тятя, мама! Держитесь!» Совсем тонкий голосок. Нечисть морочит, что ли? Куда там семилетнему мальцу мысленный разговор вести из такой дали? Но такой же голос слышала и Лютица.

Байдары шли к Священному острову. Берег его уже показался вдали, когда воины увидели на севере три странных движущихся столба из смеси огня, дыма и пара. Столбы вырывались из-под воды, рассыпались и исчезали, чтобы снова появиться, и плыли эти огненные фонтаны наперерез байдарам.

— Огнедышащие киты! — испуганно зашумели сииртя.

Пара байдар повернула было назад, но брань Сагдева, нацеленные луки сарматов и насмешки соплеменников заставили струхнувших было северян вернуться. А впереди уже ясно были видны блестящие тёмные спины китов. Словно три плавучих острова двигались теперь прямо на людей, извергая огонь и пар. Иногда позади чудовищ показывались из воды их громадные хвосты, похожие на рыбьи. Сарматам киты представлялись какими-то огромными помесями каспийских тюленей с рыбами.

А Сагдеву сразу вспомнилась виденная им в Парфии огнедышащая гора Демавенд. Дым и огонь выходили только из небольшого кратера на её склоне, но местные жители трепетали перед мрачной горой, веря, что в её недрах томится скованный царь-дракон, трёхглавый Заххак. Сковал его царь-герой Феридун. Когда же настанет последняя битва сил Света и Тьмы, Заххак вырвется на волю. Но тогда же пробудится от многовекового сна, насланного коварной ведьмой, великий воин Гаршасп, лежащий в пещере здесь же на склоне Демавенда. Только он и сможет победить огнедышащего царя-змея. Сагдев вспоминал древние предания, и душа его наполнялась отвагой и жаждой подвига. Хороши меха и слоновая кость, моржовые клыки и почти нагие узкоглазые девушки, но сердцу воина и царевича приятнее победа над сильным врагом.

Те же чувства переполняли сейчас душу Сорака. Бесславная схватка с раненым Симургом, резня одурманенных греческим зельем незнаемых... О таком не сложат песни, кроме разве что насмешливой. Но вот наконец противник, достойный воина, ищущего славы. Сжимая длинные сарматские копья, царевичи бестрепетно плыли навстречу огнедышащим громадам.

Байдары подошли совсем близко к китам, и началась охота. Только кто был охотником? Киты разинули огромные пасти, изрыгая огонь и дым. Две байдары не успели уйти, и на их месте в волнах закачались обугленные трупы. Остальные зверобои поначалу лишь уклонялись от смертоносного пламени, стараясь подобраться к китам сбоку или сзади. Ещё несколько байдар при этом опрокинулось, попав под удары громадных хвостов. Сарматы в своих железных доспехах почти сразу пошли на дно. Из сииртя спаслись немногие. Один кит, самый молодой, внезапно ушёл под воду, а потом всплыл, обрушившись на зверобоев сзади. Ещё одна байдара была испепелена. А шаман Або на своём каяке бесстрашно шнырял между чудовищами, то отводя им глаза заклятиями, то ослабляя силу огненного дыхания.