Кровь и золото - Энн Райс

– От меня ей не требовалось ни понимания, ни знания еенатуры. Я вполне устраивала ее как игрушка. Даже когда я читала ей или пела, ейне было до меня дела. Но ты... В тебе она видела равного. Когда оназаговаривала о тебе, ей было все равно, слушают ее или нет. Она продолжаластроить планы, как заманить тебя в свой дом, как поговорить с тобой. Ты сталдля нее наваждением, исполненным страха. Понимаешь?

– Все пошло не так, – сказал я. – Нам пора. Мненужно еще многое тебе показать. До рассвета остались считанные часы.

Мы вышли в ночь, крепко обнявшись. Как же мне нравилосьучить ее! Это занятие всецело захватило меня.

Я показал, как без труда взбираться на стены, как проходитьмимо людей, скрываясь в тени, как приманивать смертные жертвы.

Мы пробрались в собор Святой Софии, что Зенобия преждесчитала невозможным, и впервые с тех пор, как она получила Кровь, ей удалосьпосмотреть на великий храм, столь близко знакомый ей в смертной жизни.

Наконец, когда мы оба утолили ночную жажду жертвами,пойманными в темном переулке, и она познала всю меру обретенной силы, мывернулись в дом.

Там я отыскал официальные документы, устанавливавшие правособственности, изучил их вместе с ней и научил, что нужно сделать, чтобысохранить дом Эвдоксии в своем владении.

Авикус и Маэл оставались в комнатах. И поскольку близилсярассвет, они попросили разрешения укрыться здесь на день.

– Этот вопрос следует задать Зенобии, – ответиля. – Дом принадлежит ей.

Она, добрая душа, тотчас пригласила их остаться и занятьпотайные покои, принадлежавшие Асфару и Рашиду.

Я заметил, что она находила хорошо сложенного и обладавшегоизящно вылепленными чертами Авикуса весьма красивым, а по отношению к Маэлупроявляла излишнюю сердечность и беспечность.

Я молчал, хотя испытывал необычайное смятение и боль. Мне нехотелось расставаться с ней. Мне хотелось лечь рядом с ней в темноте склепа. Нонастало время прощаться.

Донельзя утомленный, невзирая на хорошую – нет, дажевосхитительную! – охоту, я вернулся на пепелище, спустился к СвященнымПрародителям и лег спать.

Я подошел к поворотной точке в моей истории, ибо еще немного– и мы приблизимся к настоящему моменту приблизительно на тысячу лет.

Не могу с точностью сказать, сколько времени прошло, потомучто не вполне уверен, в каком году покинул Константинополь. Знаю лишь, что этопроизошло после правления Юстиниана и Феодоры, но до того, как арабы поднялизнамя новой религии – ислама – и начали на удивление быстрое победоносноешествие с востока на запад.

Здесь особенно важно отметить, что я не смогу рассказатьтебе всю историю моей жизни, что я считаю нужным миновать те столетия, которыеисторики именуют средними веками, хотя в то мрачное время мне довелось пережитьнемало событий. Однако о них я, возможно, подробно поведаю позже.

Пока что скажу лишь, что, оставляя в ту ночь дом Зенобии, яочень беспокоился за благополучие Тех, Кого Следует Оберегать.

Нападение толпы на наш дом поселило в моей душе непреходящийужас. Тех, Кого Следует Оберегать, необходимо разместить в безопасностиподальше от городских стен, мне же следует подыскивать себе жилье в городе.Никто, кроме меня, не должен иметь возможность добраться до них.

Вопрос в том, куда их отвезти.

На Восток я поехать не мог: воинственная Персидская империяуже отбила у греков всю Малую Азию и захватила даже Александрию.

Что касается моей дорогой Италии, я с удовольствиемпоселился бы рядом с ней, но не в самой стране – наблюдать за воцарившимся тамхаосом было выше моих сил.

Но я вспомнил одно хорошее место.

Итальянские Альпы, горный массив на севере полуострова, былизнакомы мне по смертной жизни. Римляне построили там несколько дорог, и сам я вмолодости бесстрашно преодолевал путь Клавдия Августа и знал особенностиместности.

Разумеется, варвары часто проносились по альпийским долинамна пути в Италию и обратно. В тех землях обрело популярность христианство –повсюду строились церкви и соборы.

Но я не стремился осесть в плодородной, густо населеннойдолине, не влекли меня и вершины гор, где располагались замки и монастыри.

Мне требовалась лишь небольшая, уединенная, сокрытая отпосторонних глаз долина, куда мог добраться только я.

Я собирался целиком взять на себя расчистку земли,проведение земляных работ и строительство склепа, а также перемещение Матери иОтца в безопасное место. Такое под силу только сверхъестественному существу, ноя был уверен, что справлюсь.

Придется справиться.

Другого не дано.

Пока я строил планы, нанимал рабов, покупал повозки дляпутешествия и делал прочие приготовления, меня сопровождала Зенобия, хотя, будьна то моя воля, Авикус и Маэл присоединились бы к нам. Я слишком злился на нихза отказ защитить Зенобию. И от сознания того, что теперь уже они хотелиостаться с ней, мой гнев не уменьшался.

Зенобия часами просиживала со мной в тавернах, пока яобдумывал свой замысел. Волновался ли я, что она может прочесть мои мысли иузнать, куда я еду? Отнюдь. Мне самому эта схема была ясна не до конца.Окончательное местоположение святилища Тех, Кого Следует Оберегать, никто,кроме меня, не узнает.

Из безопасного убежища в альпийской долине я смогувыбираться в близлежащие местности и питаться кровью жителей многочисленныхгородков – ведь в тех землях повсюду селились так называемые франки. Прижелании можно будет даже делать вылазки в Италию, ибо теперь я окончательноубедился, что Тем, Кого Следует Оберегать, совершенно не требуются еженощныеуход и внимание.

Наступила ночь прощания. Бесценные саркофаги загрузили вповозки, рабов привели в нужное состояние с помощью гипноза, легких угроз ищедрых взяток, телохранителей подготовили к путешествию, и я был готовотправляться.

Я зашел в дом Зенобии и обнаружил, что она горько плачет.

– Мариус, я не хочу, чтобы ты уезжал! – восклицала она.

Авикус и Маэл стояли поодаль, боязливо поглядывая на меня,как будто не смели выразить, что у них на душе.

– Я тоже не хочу уезжать, – искренне ответил я и от всегосердца обнял Зенобию, а потом горячо расцеловал ее, как в первую ночь нашейвстречи. Я не мог успокоиться от близости ее нежной, уже не по-детскисоблазнительной плоти. – Но я должен. Иначе мое сердце не узнает покоя.

Наконец мы оторвались друг от друга, устав от слез, но ненайдя утешения, и я повернулся к своим бывшим спутникам.