Мефодий Буслаев. Карта Хаоса - Дмитрий Емец

– А кто ещё? Будь с людьми прост идоброжелателен. Не заискивай, но и не пытайся разорвать всех на части.Оставайся сам собой! Не надо притворяться радостнее, чем ты есть в настоящиймомент. И рассказывать анекдоты, когда у тебя в спине торчит нож, тебя никто незаставляет. У людей нюх на любую ложь и неискренность, даже самую маленькую.Только они не всегда понимают, что это неискренность, и говорят обычно«напряг», не вдаваясь в причины, почему он возник. И вообще старайся не думать:почему на меня не так посмотрели, почему забыли поздороваться или сказаличто-то так, а не иначе. Если будешь об этом часто размышлять, мрак тебязапутает. Охраняй свое внутреннее пространство, если хочешь, но спокойноохраняй, без связок гранат. Хотя, наверное, это уже к Чимоданову большеотносится.

– К нему, да? – переспросил Мошкин и,пообещав себе помнить слова Даф всю жизнь, забыл их через полтора часа.

Сейчас же перед свиданием у Евгеши разомпроснулись все старые его комплексы.

Опасаясь опоздать, Мошкин прибыл на «КрасныеВорота» за сорок минут до семи и долго стоял в центре зала, всеми толкаемый.Только минут через десять он сообразил, что центр зала вовсе не означаетгеометрический центр, находящийся на пересечении двух соединяющих углы прямых,а может трактоваться более или менее вольно.

Мошкин отодвинулся с прохода, но и тут егопродолжали толкать. Можно было подумать, что он, Евгеша, является главнымпрепятствием города Москвы, о которое должен споткнуться каждый ее житель.

Под конец Евгеша тихо рассвирепел и началробко огрызаться. А тут еще его толкнули в плечо три раза подряд, с каждымразом все настойчивее. Мошкин оглянулся, придав своему лицу не столько злобное,сколько злобненькое выражение. Тотчас он охнул и запоздало подобрел. Перед ним стоялата самая девушка.

– Чего ты такой? – удивленно спросилаона.

– Какой?

– Ну такой!

Мошкин устыдился, кратковременно утратил дарречи и на вопрос: «Куда мы пойдем?» ткнул пальцем в потолок. Это могло означатьмногое, но в данном подземном варианте означало «на поверхность».

Имя у девушки было хорошее, но немногонапрягавшее Мошкина – Эльвира. Он предпочел бы что-нибудь более простое. Сдругой стороны, поднимать прямо сейчас вопрос о смене имени, а заодно, чтобыдважды не заморачиваться, и фамилии было преждевременно.

Они поднялись в город, попетляли и скорооказались у Чистых прудов. Мошкин шел и страдал, не зная, о чем разговаривают сдевушками. Девушки представлялись ему чем-то особенным, а значит, и беседоватьс ними надо о чем-то значительном. Как на зло ничего фундаментального в головуМошкину не приходило.

Эльвира вначале говорила сама, забрасываяпробные мячики то в спортивный огород, то в кинематографическое болото. Но,увы, тут было всё глухо. Фильмов Мошкин не смотрел. Футболом не интересовался.

– Кстати, это твои плечи или ты ихподкладываешь? – спросила девушка. А то какие-то очень широкие!

Мошкин осторожно потрогал свое плечо. Плечобыло как будто его, но всё равно он на всякий случай усомнился и сказал, чтоподкладывает.

Эльвира кивнула. Она так и думала.

– А по телефону ты другой был. Я другим тебяпредставляла, – сказала она.

– А какой я был?

– Ну раскованный такой, даже болтливый.Сказал, что собираешь детские погремушки. Я даже погремушку тебе хотела купить,но подумала, что у тебя, наверное, такая уже есть.

– Я? А, ну да! – торопливо сказал Мошкин,испытывая сильное желание пристукнуть Корнелия.

Эльвира засмеялась.

– Так ты шутил, что ли? Я долго не моглапонять: ты так серьезно об этом рассуждал!

Евгеша немного раскрепостился и, набравшисьхрабрости, стал рассказывать о работе с шестом против меча. Тема ему самомуказалась интересной. Он так увлекся, что минут десять вообще не смотрел насобеседницу. Когда же взглянул, заметил, что она давно потеряла нитьрассуждения и скучает.

Мошкин ощутил, как интерес Эльвиры к немуистаивает. Дважды она с недоумением покосилась на него. Где-то из глубинызрачков всплывал зевок, который вот-вот должен был материализоваться. Похоже,она жалела уже, что потащилась на свидание.

«Интеллектуальный перегруз!» – осознал Мошкин.

С некоторым усилием Евгеша выдавил несколькофраз о музыке, в которой понимал не больше, чем консерваторская виолончелисткав теории метания боевого молота в редкую цепь врага. Вспомнив рассуждениеУлиты, что одно прикосновение стоит десяти слов, он надвинул ей на глазабейсболку и сделал вид, что хочет столкнуть в пруд. При этом, будучи человекомтренированным, перестарался и действительно едва не катапультировал Эльвиру впруд, подхватив только в последний момент.

Эльвира закричала, замахала на Мошкина руками.Зевок из глазок исчез. Мир снова стал для нее понятен. Разлившаяся река жизнивошла в привычное русло.

Неожиданно у девушки зазвонил мобильник. Онаответила. Поняв по терпеливой, чуть ноющей интонации, что разговаривают смамой, Мошкин деликатно отошел шагов на десять и стал смотреть на пруд.Разговор затягивался. Судя по всему, мама Эльвиры относилась к тому опекающемутипу женщин, которые хотят знать, не только где сейчас находятся их дети, но икакую шоколадку они съели, и какое солнышко на небе, и сразу ли подошламаршрутка.

В идеале, конечно, было бы изобрести для нихвеб-камеру, которая подключалась бы к глазам ребенка и транслировала бы маме наэкран всё, что он видит или делает. Такие мамы не ведают усталости. Даже всорок лет их взрослые дети получают столько же опеки, сколько получали ее встаршей группе детского сада. Затравленные и нервные, бродят они по свету,вздрагивая всякий раз, как начинает звонить телефон.

«Да, мама… Две котлеты. Нет, они были нежирные!.. Что я делаю? Иду с клиентом на склад! Нет, ты его не знаешь! ИванПетрович Федичкин, очень хороший человек из города Норильска… Да, я в шапке!» –говорят они, нарочито срывая ее и в виде немого вызова обманутой мамеподставляя дождю свою вытертую лысину.

Тут идет обычное замещение мрака, когда нечтоизначально хорошее начинает искажаться и использоваться во вред. Атомныйреактор дает столько энергии, что ее хватит на целый город. Если всю егоэнергию направить на одну лампочку, она не перегорит даже – испарится. Будь утакой гиперзаботливой мамы девять детей и тридцать внуков, каждому бы досталосьровно столько внимания, сколько нужно, и атомный реактор был бы счастлив. Воттолько почему-то у таких мам детей бывает всегда по одному… И снова звониттелефон.

Разговор всё тянулся и тянулся. Эльвираотвечала маме односложно, и чем односложнее она отвечала, тем больше мамаубеждалась, что от нее скрывают нечто глобальное и начинала уже раскопки.