Сладкая горечь - Стефани Данлер

– Что?

– Закрой глаза, Тесс, – присоединилась к нему Симона.

Я посмотрела на 9-ю. Внизу подо мной шли ни о чем не ведающие люди, а мое счастье изливалось на них дождем. В освещенных окнах я видела тех, кто жил настоящей жизнью, тех, для кого каждое мгновение важно. Я словно бы разрасталась, дело было не просто в работе, не просто в ресторане, я понемногу обретала свое место в мире. Пластинка остановилась, и возникло ощущение, будто сама улица дышит. Потом кто-то выключил свет, и я закрыла глаза.

– Можешь повернуться, – сказала Симона.

Когда я повернулась, в руках у ее был шоколадный торт, на котором горела одна-единственная свечка. Рядом с ней с букетом белых тюльпанов стоял Джейк. Моя рука взметнулась к губам. Нет, подумала я, я этого не вынесу. Понятия не имею, как они узнали, мне даже не пришло в голову им рассказать, я не подозревала, как отчаянно я в них нуждалась и как я их ждала, но я сумела удержать в себе эту радость, это незабываемое мгновение, а Симона сказала:

– С днем рождения, маленькая.

II

– Думаешь, сможешь и рыбку съесть, и косточкой не подавиться? – безмятежно поинтересовался Саша.

– Надо понимать, ты по мне скучал? – спросила я.

Уж и не знаю, как давно я не ходила после работы в «Парковку». Никто не спрашивал, куда я исчезаю, словно они знали, что я получу слишком большое удовольствие от разговоров о Джейке, и когда я вошла, все холодно держали дистанцию. Ничего тут не изменилось. Ари и Божественная помирились и поговаривали о том, чтобы съехаться. Уилл подчеркнуто флиртовал с каждой женщиной моложе сорока, а Том чуть растолстел, но все еще апатично рассказывал скверные анекдоты.

Я знала, что как только затащу каждого из них в туалет, после кокса все вернется на круги своя, но в ту ночь заинтересовался только Саша. Я втянула дорожку, и кокс ободрал мне носовые пазухи. А ведь раньше было не так больно, обычно просто покалывало и жгло.

– Ах теперь у тебя уйма… времени поговорить, раз уж вынула член изо рта? Думаешь, мне есть дело, с кем ты спишь? – Он с хлюпаньем втянул «трубку мира», которую я ему выложила. – Но я бы сказал, ты цветешь, выглядишь как розовый поросеночек… – Он ущипнул меня за щеку, и я поняла, что он меня простил.

«Чистки» Симоны были притчей во языцах у персонала, по всей очевидности, они сказывались не только на организме, и проходя их, она бывала не в духе. Джейк обронил, мол, это самое мерзкое время года, а Уилл попросил Зою перевести его из обеденного зала на кухню на те смены, когда Симона была старшей. На меня наибольшее впечатление произвело то, как небрежно и часто она произносила слова «прямая кишка».

– Весенняя уборка, – сказала она. Ничего гадкого в ее словах как будто не было. Она смотрелась неподдельно счастливой, даже глаза казались чуть ярче.

– Ничего, если я с тобой сяду?

В руках у меня была тарелка спагетти, политых фирменным томатным соусом Шефа, и три кусочка чесночного хлеба. Перед Симоной стоял термос.

– Конечно, садись. После первого дня у меня нет аппетита.

– У тебя что, глаза стали больше?

– Это все из-за вина. На четвертый день отеки сходят. Когда ты в последний раз устраивала передышку от алкоголя?

– О’кей, о’кей, мы не обо мне говорим.

– В твоем возрасте метаболизм утилизирует все что угодно, но твое тело время от времени нуждается в отдыхе. Всевозможные молочные продукты, сахара, кислоты… От них на стенках твоих кишок собираются бляшки слизи, и эту слизь взаправду видно, когда она выходит во время чистки…

– Симона! – взмолилась я с полным ртом. – Господи! Пожалуйста! Еще двадцать минут давай не будем про «слизь» и «прямую кишку».

Она отпила своего настоя.

– И сколько? – спросила я, перед тем как отправить в рот еще спагетти. – Да, кстати, а ты не собираешься наложить тарелку для Джейка?

– Я начинаю с семи дней. Бывало, проходила тринадцать.

– С семи?

– Тесс. – Она положила руку мне на плечо. – Твоему телу необязательно все время требовать и потреблять. Внутри тебя есть точка покоя.

– Ты сумасшедшая, – сказала я.

От мысли не есть неделю меня обуял голод, хотя я и знала, что не стоит идти за добавкой. Хостес Миша объявляла фамилии важных гостей, заказавших столы на вечер, но я слушала вполуха. Я думала о том, сколько осталось пасты и не приберечь ли немного для Джейка, но уловила ее фразу, мол, будут Серена и Юджин и они просили Симону, и тут раздался голос Симоны:

– Ну уж нет!

Все разом повернулись к ней. Миша глянула на Говарда, который кивнул ей продолжать.

– Поэтому мне нужно перевести Симону в Секцию Один, потому что Юджин сидит только за Седьмым столом… – Она помешкала, проверяя, позволено ли это. – Поэтому… Симона… Секция Один.

– Ну уж нет, – повторила Симона и, забрав свой термос, ушла на кухню.

Мы все повернулись к Говарду.

– Заканчивай без меня, Миша, – велел он.

Он направился вслед за Симоной и по пути обогнул Джейка, который как раз раздевался, как всегда, опоздав на «семейный». Джейк с надеждой глянул на стол, и я пожала плечами. Нет Симоны, нет тарелки для него.

– Кто такая Серена? – спросила я, когда он, наложив себе пасты, сел рядом и начал жадно жевать.

– Какая еще Серена? – уклончиво переспросил он.

– Серена и Юджин, которые просили Симону.

– Серена придет?

– Так Миша сказала.

– Вот черт!

Он стянул последний кусок моего чесночного хлеба, откусил, и я выхватила у него хлеб.

– Симона дружила с Сереной. Серена работала тут официанткой.

– И?

О «друзьях» Симоны обычно упоминали вскользь или намеками, никто никогда не навещал ее на работе, поэтому я решила, что их не существует.

– И? – Я ждала продолжения. – Так она уволилась и они перестали дружить? И была такая драма, что Симона не хочет ее обслуживать?

Вытерев рот, он бросил салфетку на стол.

– Пойду ее поищу. Ты сегодня работаешь в зале? Ей не помешала бы твоя помощь.

Серена была ухоженной – вот какое слово при виде ее первым приходило на ум. Я поверить не могла, что она вообще могла работать в ресторане. Ее волосы были уложены в идеальное каре, ее подтянутые скулы сияли, а драгоценные камни и платина на пальцах – с длинными, светло-розовыми овалами ногтей! – смотрелись невесомыми. И в довершение всего генетика сделала свое: она была прекрасна. А я принадлежала к культуре, в которой красота приравнивалась к добродетели.

– Зубы у нее вставные, – сказала Симона, с другого конца зала глядя, как они усаживались.

Зубы Серены сверкнули. Симона сделала глубокий вдох, выдохнула и двинулась к их столу. Я последовала за ней с кувшином воды, хотя по ресторану в тот момент усаживали гостей за по меньшей мере семь столов. Приказ Джейка я приняла близко к сердцу.