Сладкая горечь - Стефани Данлер

Под порывами ветра вода в реке пенилась о камни, стелилась прошлогодняя трава, клумбы были завалены веточками. Я присела на скамейку, чтобы посмотреть вверх на мост, и испытала острую тревогу из-за общества, частью которого так бездумно была. Кто станет покупать квартиры в кондоминиуме? Кто станет выплачивать по нашим студенческим займам? Сможет ли защитить нас наше чувство стиля? И если здесь раньше жили бедные, а теперь будут жить богатые, то куда деваться нам?

На столиках для пикника спали двое бездомных. Я хорошо навострилась не смотреть на неприятные вещи. Я умела «обогнуть» взглядом любую лужу блевотины на платформе, любого сломленного джанки, ползущего к ограде, любую женщину, орущую на плачущего младенца, даже пары, ссорящиеся за столиком в ресторане, женщин, роняющих слезы в фетучини, крутящих на пальцах обручальные кольца – принадлежность к тому самому «пятидесяти одному проценту» помогала сохранять самообладание. Один бездомный, закуклившийся в наслоения выцветшего тряпья, лежал на боку спиной ко мне. Штаны у него были приспущены. Кусок испачканной дерьмом туалетной бумаги торчал у него между ягодицами, как белый флаг. С одной ноги упала тенисная туфля и теперь лежала рядом со столом.

Я смотрела на него, пока хватало сил. Солнце как будто не знало, заходить ему или нет, и вместо обычного трансцендентного упоения, какое я испытывала, когда в городе менялся свет, я заметила, что среди камней зашевелились крысы. Ты начинаешь нервничать, сказал я себе. Проверив телефон, я пешком вернулась домой.

Приглашение было сформулировано в самых общих словах, и я отнеслась к нему настороженно и решила выжидать, что же будет дальше. Но Симона была совершенно серьезна: она будет рада пригласить меня на обед, точнее, нас с Джейком. Будем только мы втроем. Меня ждали к восьми вечера. Когда я перебрала свои книги в поисках чего-нибудь, чем ее удивить, то наткнулась на томик Эмили Дикинсон, который она мне одолжила, когда я впервые была в ее квартире. С тех пор я несколько раз его прочла, но взяв его в руки сейчас, вновь испытала неловкость – не от воспоминаний, а от того, с какой легкостью можно забыть полдня, от того, как тысячи ран и побед тускнеют, пока не останутся самые острые мгновения, да и те не задерживаются в памяти надолго. Я уже забыла про бездомных у реки. Уже забыла, каково бывает осенью. Мою печаль в тот день, когда я от нее уходила… Эта печаль теперь была заключена в том томике, но и в нем обернулась лишь реликвией или пережитком.

А значит, сказала я своему отражению в зеркале, пока подводила глаза, я не просто возвращаюсь в квартиру Симоны, но возвращаюсь на обед, и я не просто иду к ней, но иду к ней с Джейком. Я надела вязаный косами черный свитер, высокие черные сапоги и черные же легинсы. Я немного размазала подводку для глаз и намотала на шею огромный серый шарф. Сюрпризы на каждом шагу.

– А потом она затанцовывает себя до смерти. Это единственный способ умилостивить богов. Поразительно! Я стараюсь ходить всякий раз, когда ее дают, – сказала Симона, доставая из духовки жареную курицу.

Я застыла со стопкой книг, которую убрала с круглого стола. Положить их было некуда, только на пол.

– Правда? Звучит круто!

– Девчонка и ее «круто», – покачал головой Джейк.

Он листал «Размышления в карете скорой помощи»[42], наблюдая за нами с улыбкой, от которой я чувствовала себя позолоченной.

– Наверное, я когда-то слышала «Весну священную» Стравинского, – солгала я.

– Разумеется.

– Но уже плохо помню.

– Ну… – Она сняла кухонные перчатки. – Я бы порекомендовала балет. Музыка трогательная, утонченная, но публику в тринадцатом году возмутили не она или тема, а хореография Нижинского, его брутальность. Вот что на самом деле вызвало скандал. Достанешь из холодильника «Шенен Блан»?

В своей квартире она была арт-директором и режиссером разом. Когда я пришла, Джейк меня уже ждал, горели свечи, на проигрывателе – пластинка блюзов Бесси Смит, и в воздухе витали – неожиданно – запахи вытопившегося куриного жира и картофеля. От работающей духовки в квартире было жарко, и Симона распахнула окна на улицу, и оттуда доносились слабые звуки, которые то накатывали волной, то стихали, показывая, что мы одновременно сопричастны внешнему миру и оторваны от него. Едва я переступила порог, она налила мне рюмку хереса «Фино» и усадила за стол, а сама продолжала суетиться в кухоньке.

В центре стола мисочки с оливками и миндалем стояли на тарелках с диковинным орнаментом («Танжер», – пояснила она, когда я спросила, откуда они), но сам стол так и остался завален разнообразным хламом. Книги, половинки грейпфрута, шкурки от авокадо, ручки, квитанции, калейдоскоп приставших к столу восковых пятен… И к тому же Джейк… Джейк слонялся по квартире, как хулиган в музее, перекладывал с места на место бумажки и книги. Когда я вошла, он вместо «здравствуй» вздернул бровь, показывая, что заметил и оценил десять минут, потраченные на макияж. Он комфортно чувствовал себя у Симоны – таким я не видела его даже в его собственной квартире.

– У сюжета языческие корни… но меня всегда интересовало, как мифы, которыми обросла премьера, вторят сюжету самого балета, а именно погружению в животное, в примитивное. Лихорадочное состояние героини вызывает сходную лихорадку в зрителях. Подумать только, беспорядки на балете!

– И с кем ты ходишь?

– М-м? – рассеянно протянула она.

Передник она повязала чуть выше талии, совсем как на работе, но волосы распустила. Она казалась элегантной даже в белой футболке, заправленной в застиранные мешковатые джинсы, – и я подумала, какая она храбрая, раз готовит в белой футболке. Из макияжа – только губная помада, мне хотелось думать, что она наложила ее специально к моему приходу.

– С кем ты ходишь на балет?

– С другом, – ответила она.

– С Говардом, – ответил одновременно с ней Джейк.

– Я бы предпочла не говорить о сослуживцах, – сказала она Джейку.

– Он не сослуживец, а босс, Симона.

– Хорошо, Джейк. А ты не мог бы перевернуть пластинку или ждешь, что мы будем тебя обслуживать? Твои фантазии, да?

– Вы с Говардом ходили на балет? – Я достала ножи с оловянными ручками. – Какие красивые!

– Ну, я с начала тысячелетия не могла уговорить Джейка пойти на балет, а Говард был так мил…

– Это было свидание?

– Какой глупый вопрос. Конечно, нет.

– Они добрые друзья, – сказал Джейк, переворачивая песочные часы.

– Мы все добрые друзья, разве нет, Джейк? – быстро отрезала она. – Нет, Тесс, мне нужно, чтобы ты заправила салат, Джейк закончит накрывать на стол.

Он взял с полки серебряную шкатулку и ее открыл, достал оттуда белую таблетку.

– Дозировка семьсот пятьдесят?

– Да, дрогой, – откликнулась она, не глядя.