Сладкая горечь - Стефани Данлер

– Это из-за океанского воздуха… Виноград выращивают в той области Испании, где сходятся Атлантический океан, Средиземное море и река. Нигде больше херес изготовить нельзя, но, уверен, Симона тебе уже это объясняла. В каком-то смысле оно – как шампанское, особенно если вспомнить про уровень мела в почве. Для этого есть специальное название…

– Альбариса! Белесая от мела почва.

Мне нравилось иметь ответы. И разумеется, Говард знал толк в хересе. Меня немного сбивало с толку то, что у него была такая же манера говорить, как у Симоны, но я всегда помнила, что он мужчина. Нас ничего не связывало. У него как будто вообще никогда не возникало вопросов, – не из пустого любопытства, но пульсирующих, экзистенциальных, «почему-это-так» вопросов. Он уже овладел умением находить ответ на любое «почему», и этот ответ звучал: «Потому что».

Он видел меня до того, как начался чистейший ад моего обучения, до того, как я лишилась одного голоса и обрела другой. Он был единственным, кто знал. А теперь у меня появилось такое чувство, что он не просто отвечает за функционирование ресторана, но умеет дергать нас, как марионеток, за ниточки наших безымянных чаяний и страхов.

– Умно было с твоей стороны к ней подольститься, – сказал он. Пройдя за стойку, он достал из холодильника «Ла Хитану» и налил в два дегустационных бокала. – Обычно она с новенькими не такая. Скорее даже наоборот. Даже не упомню, скольких потенциальных официантов она провалила на испытательном сроке и их пришлось уволить.

Пожав плечами, я понюхала вино. На херес подсаживаешься, как на старые книги.

– Я особенного ничего не делала. Она сама меня выбрала.

– Как по-твоему, почему?

Я вспомнила те первые дни, какой Симона была отстраненной и недоступной. Мне хотелось сказать, что я ее очаровала, вот только поначалу очень долгое время я вообще ни слова не могла выдавить.

– У нас есть кое-что, – наконец сказала я, не совсем правдиво. Дело было не в Джейке, но я не собиралась говорить это Говарду. – Кое-что общее. Не знаю, как это объяснить.

– Думается, я познакомился с ней, когда она была всего на пару лет старше тебя.

– А «Парковка» тогда уже открылась?

– Ты про «Парк-бар»? Тогда тут вообще почти ничего не было. Боже, мы с Симоной ходили в… как же он назывался… «Арт-бар». Он еще существует?

– Это же так далеко на западе! Какой она была?

– Да уж, детишки вообще ходить разучились, впрочем, тогда и вода была мокрее, и ступеньки не такие крутые…

Говард маленькими глотками пил херес, стоя спиной ко входной двери, и я увидела, как на обед появляются первые гости. Я смотрела, как они возбужденно снимают шарфы и расстегивают пальто, и думала, что надо бы подготовить кофемашину, но я боялась прервать тет-а-тет, упустить шанс получить толику дармовых вина и информации.

– Ты бы поверила, если бы я сказал, что она практически не изменилась? – продолжал он. – Владелец уже через полгода поставил ее натаскивать людей вдвое старше ее. Все были шокированы, когда она не заняла пост в администрации. Конечно, тут мне повезло.

– А почему она не захотела?

– Знаю, я делаю вид, что работа у меня непыльная. – Подмигнув, он поддернул манжеты. – Но дел невпроворот. Тут требуется иная разновидность внимательности. Если память мне не изменяет, она собиралась вернуться в университет. А потом было прости-прощай и отъезд во Францию. Ее первый побег.

– Вы так давно вместе?! – сказала я. – Поразительно, правда? Я хочу сказать, все тут так давно работают.

– Ты тут счастлива? – пристально глядя на меня, спросил Говард.

Сзади подошел Ник, поправил галстук-бабочку, поднял бровь при виде моего дегустационного бокала хереса и направился в бар. Он с подчеркнутым тщанием приглушил лампы.

– Да, – ответила я.

Говард не мог видеть того, что видела я. В приглушенном свете бар засиял, взмыла музыка, Ник лихо открывал столовое красное, появлялись все новые замерзшие гости, магия ресторана проступала, словно из иного, более совершенного мира.

– Занавес поднимается, детки! – крикнул Ник, и из своих укрытий вышли официанты в «полосках» и заложили руки за спину. Подразумевал ли Говард, счастлива ли я здесь в ресторане или счастлива в моей жизни?

– До мозга костей.

– О будущем думала?

Думала ли я о будущем? Конечно. Я хотела, чтобы будущий год выглядел именно так, как моя нынешняя жизнь. Я знала, что слишком много пью и что без раздумья перешла от вдыхания чужих дорожек к покупке собственного кокса, но я считала, что это лишь ненадолго, что это часть процесса моей эволюции, в результате которой я вырвусь из кокона отточенной и острой, улечу, как стрела из лука. И вообще я пила меньше, нюхала меньше и трахалась меньше восьмидесяти процентов людей, с которыми сталкивалась, пусть все это и сказывалось на мне хуже.

Он хочет знать, какие у меня цели? Иногда я составляла списки, в которых значилось: разведать Манхэттен выше Двадцать третьей улицы, купить абонемент в музей Метрополитен, вложиться в покупку книжного шкафа или занавесок, ходить на йогу, научиться готовить, купить вибрирующую зубную щетку. Я думала, что со временем заведу больше друзей, культурных, талантливых, татуированных друзей, и у нас будут званые обеды, в которые я смогу вносить свой вклад, потому что научусь гениально готовить coq au vin[40], и все истерические ветра новых возможностей, грозящих смести меня с перрона подземки, улягутся.

И я как раз начала грезить о путешествиях. Иногда я выстраивала мою жизнь под Симону. Я думала, что мне еще предстоит мое «бегство», мое приключение за границей, которое сделает меня вдумчивой, чувственной и безучастной. Я никогда не бывала в Европе. Возможно, мы с Джейком… Возможно, я и Джейк станем «мы». Никогда раньше я не позволяла себе об этом задумываться. Два месяца назад я не могла заставить его со мной поздороваться! Но сейчас, мысленно произнося эти слова, я им верила. Верила, что мы двигаемся к чему-то вместе и что двигаемся мы к настоящему «мы», к такому «мы», которое позволяет держаться за руки на улице и стать завсегдатаями «Les Enfants Terribles» за углом от его квартиры. Немного странно, что мы никогда не ходили вместе обедать как нормальные люди, то есть в любое время раньше полуночи, но теперь за спиной у нас – совместный завтрак, так что остальное дело времени… То «мы» означало совместные уик-энды и совместную поездку в Европу. Непрерывные дни вдвоем, без Симоны. Мы могли бы полететь в Париж, взять напрокат машину, ехать по долине Луары, пока впереди не покажется Атлантический океан. Я замечала, как Джейк иногда на меня смотрит… Бывало, меня словно и не существует вовсе, но иногда…

– Бывают в нашей жизни периоды, когда хорошо жить без знания, – сказал он, прерывая то, что, без сомнения, выглядело как транс безмятежной идиотии. – То есть мы можем позволить себе жить, не зная, что, собственно, делаем. Это нормально. Это стадия накопления.