Советские партизаны. Легенда и действительность. 1941-1944 - Армстронг Джон

Единственным крупным преимуществом центров, пожалуй, было то, что они давали возможность партизанам обезопасить себя. В болотистой или лесистой местности, куда трудно было проникать немецким войскам, партизанские отряды могли беспрепятственно наращивать свою мощь. Достигнув численности от 5000 до 10 000, они становились неуязвимы для небольших по размаху действий противника, а поскольку немцам редко удавалось собрать достаточное количество сил для проведения крупномасштабных операций против партизан, такие центры могли месяцами, а иногда и годами существовать спокойно. И пусть не в привычках советского режима было позволять партизанам оставаться в бездействии на своих относительно безопасных плацдармах – избежать этого полностью было невозможно. Центры, хотя и за счет снижения своей эффективности в военном отношении, способствовали укреплению дисциплины и улучшению морального климата. Подобная ситуация отражена в приведенном ниже немецком донесении об одном из партизанских центров Белоруссии: «Большинство бригад усилены военнослужащими Красной армии и находятся под командованием офицеров. Дисциплина хорошая, и боевой дух высок. Вместе с тем основная масса партизан еще не принимала участия в сражениях с немецкими частями. В результате подобного спокойного развития событий в данном регионе моральное состояние и населения, и партизан относительно неплохое».

Ответную реакцию центров на воздействие сил, обусловливающих инертность партизанского движения, иллюстрируют приводимые ниже выдержки из направленных на советскую территорию писем, захваченных в партизанском центре у города Россоно в 1943 году:

1. «Россонский район стал настоящим партизанским краем; все население взялось за оружие и поднялось на борьбу с фашистами».

2. «Наш район полностью очищен от немцев, и населению спокойно и хорошо живется при нас, партизанах. 19 сентября мы отпраздновали годовщину освобождения от фрицев; целый год прошел с тех пор, как они перестали топтать своими коваными сапогами землю нашего района».

3. «Я живу неплохо и вспоминаю время, возврата к которому уже не будет. Тебе хорошо известно, что жизнь у нас, партизан, не то что раньше. Когда мы пришли сюда с «Большой земли», немцы были повсюду, и приятного в этом было мало. Было много полицаев и другой нечисти, воевавшей на стороне немцев. Население тоже было против нас. За прошедший год все изменилось. Район наших действий расширился. Теперь немцев в районном центре не видно. Свою работу нам приходилось делать в тяжелых условиях, теперь стало легче; население всего района поддерживает нас».

Об условиях жизни некоторые писали:

1. «В нашем партизанском крае урожай был собран без потерь и без борьбы».

2. «Мы живем хорошо; еды, одежды и обуви нам хватает. Никто ни в чем не нуждается. Мы собрали урожай немецкого зерна и теперь можем обеспечить себя хлебом».

3. «Жизнь у меня теперь вполне сносная. Еды, обуви и водки вполне хватает».

Заявления о том, что Россонский район был очищен от противника, далеки от истины – силы немцев изначально там были чисто символическими. Если опустить риторику, то в этих письмах авторы, главным образом, пытаются выразить свое облегчение оттого, что имеют возможность жить в относительно безопасном месте.

Существующие документы свидетельствуют, что с возникновением крупных отрядов в партизанском движении наблюдалась тенденция к приведению организационной структуры и дисциплины в строгое соответствие с существовавшими в Красной армии. Летом 1943 года в донесении одной из немецких частей говорилось: «Хотя 3-й танковой армии удалось заметно снизить активность партизан в прилегающей к линии фронта зоне, Россонский район был укреплен путем возведения фортификационных сооружений и улучшения организации партизан. Появление в Россоно регулярных войск Красной армии с военной техникой, наличие «четкой» организации, назначение большого количества офицеров Красной армии на командные должности указывает, что противник стремится создать в этом районе силовой центр, важность которого в отношении проведения операций на фронте не следует недооценивать».

Ранее тот же источник сообщал, что партизаны повысили эффективность своих действий за счет организации единого командования, привлечения офицеров Красной армии и введения воинских званий. Один из пленных партизан утверждал, что уже начиная с мая 1943 года командир и заместитель командира бригады, в которой он служил, носили форму офицеров Красной армии со знаками отличия. К 1943 году большинству офицеров партизанских бригад были присвоены соответствующие воинские звания от лейтенанта до генерал-майора.

Введение званий и знаков отличия преследовало три цели: этим укреплялась власть офицеров; они проникались сознанием важности занимаемого ими поста, чего, по всей видимости, недоставало отдельным непрофессионалам; этим же устанавливался порядок подчиненности. В плане дисциплины результатом становилось официальное введение, насколько это было возможно в существовавших условиях, военных порядков. За счет всего этого, конечно, не удалось полностью изжить получившую развитие внутри отрядов тенденцию к отсутствию формальности в отношениях начальников и подчиненных. В действовавших самостоятельно бригадах дисциплинарные процедуры в определенной мере зависели от той или иной ситуации и дисциплина не являлась той принудительной силой, какой она была в армии.

Из-за шаткости положения, в котором оказывалось большинство партизанских отрядов, дисциплинарные проблемы, как правило, имели отношение лишь к серьезным нарушениям: нерадивое выполнение своих обязанностей по службе или по соблюдению скрытности и маскировки, невыполнение приказов, трусость и дезертирство. В партизанских отрядах существенное количество таких нарушений требовало постоянной бдительности офицеров. Политрук одного из действовавших в районе Брянска отрядов отмечал в своем дневнике: «Рязанов, командир первого взвода, очень плохо действовал в бою; руководство правильно поступило, освободив его от командования и разжаловав в рядовые. Это было сделано лишь после того, как он поклялся, что больше никогда не будет трусом. Рядовой Сапожников: не только отказался стрелять, но и выбросил оружие. За это командир отряда его арестовал. Командир пулеметного расчета Мариев – трус. Он сбежал с поля боя, бросив свой пулемет. Сейчас он находится под арестом».

Другой политрук сделал следующую запись в своем дневнике: «14 апреля 1943: мы составили список всех дезертировавших из отряда со времени его создания [дата неизвестна]. К сожалению, количество дезертиров большое. По неполным данным, мы насчитали шестьдесят девять случаев дезертирства. Эти кретины забрали с собой один пулемет, три автомата, тридцать винтовок и много боеприпасов… По сведениям осведомителей, эти дезертиры уже находятся на службе в немецкой полиции и, если представится случай, будут стрелять по нас из нашего же оружия».

Партизанским офицерам приходилось пристально следить за большинством своих подчиненных. Специальные органы слежки, комиссары и особые отделы НКВД выполняли те же самые функции, что и в армии. Но в партизанских отрядах слежка стала основой организации как в плане военном, так и политическом. Среди немецких документов часто встречались подобные этому донесения: «Дезертировавший партизан заявил, что сбежать от партизан сложно, поскольку повсюду расставлены посты. Если дезертира ловят, его сначала пытают, а затем расстреливают. В результате «большого» количества случаев дезертирства партизанские офицеры стали с такой подозрительностью относиться к партизанам из местных жителей, что всех местных разбросали по подразделениям, состоящим из бывших красноармейцев. Поэтому теперь никто из местных не может общаться друг с другом, не оставаясь незамеченным. Этот партизан считает, что если количество дезертиров будет расти, то все рекрутированные из местного населения партизаны вскоре будут расстреляны».