Советские партизаны. Легенда и действительность. 1941-1944 - Армстронг Джон

Моральное состояние партизанского движения трудно оценить однозначно. Несомненно, в нем четко прослеживаются явные «классовые» различия, явившиеся результатом причин, по которым отдельные группы партизан попадали в партизанское движение. Относительно небольшое количество добровольцев и членов партии представляло собой единственную группу, которую можно назвать полностью приемлемой для советского режима. Почти все другие в той или иной мере чем-то запятнали себя – бывшие красноармейцы считались дезертирами, рекрутированным крестьянам нельзя было доверять в полной мере, а сотрудничавшие раньше с врагом были для партизан предателями.

Большинство личного состава каждого отряда считалось, и часто не без основания, ненадежным. Это отражалось на моральном состоянии партизан, в частности призывников, постоянно находившихся под подозрением у своих командиров. Дезертирство являлось постоянной проблемой, хотя оно и не приобрело катастрофических масштабов, поскольку в условиях проводимой партизанами и немцами политики, да и в результате всего хода войны, дезертирство представляло собой плохую альтернативу даже для самых отчаянных.

В заключение можно сказать, что, по всей видимости, партизанское движение стало продуктом усилий советского режима создать активное движение сопротивления путем привлечения групп людей, которых в целом можно охарактеризовать как невосприимчивых и безразличных и которые, следовательно, снижали эффективность движения в целом. Для создания нужного ему партизанского движения советскому режиму потребовалось учредить строгий контроль и политический надзор. Режим в значительной степени мог рассчитывать на силу своей власти с тем, чтобы возместить недостаток сознательного отклика масс, при этом существенную помощь ему оказали серьезные недостатки проводимой немцами политики.

Трудности, связанные с организацией и управлением психологической партизанской войной на высшем уровне, отчасти являлись следствием многообразия и изменчивости организационной структуры всего партизанского движения в целом. Они возникали в результате особых требований пропагандистской работы и «законных» интересов, которые различные органы – партия, комсомол, армия, НКВД и Центральный штаб партизанского движения – имели или стремились достичь.

Информация, свидетельствующая о централизованном управлении пропагандой, довольно скудна и противоречива. Вполне очевидно, что на раннем этапе партизанской войны и Москва, и сами партизаны уделяли мало внимания налаживанию и координации пропагандистских усилий. Для партизан пропаганда являлась чем-то вроде непозволительной роскоши в то время, когда они не только из последних сил боролись за свое существование, но и были отрезаны от советских источников новостей и не имели ни технических средств, ни свободного времени для выпуска печатных материалов. В этот период их усилия ограничивались устными призывами и там, где была такая возможность, распространением печатных материалов, выпущенных на советской территории[166].

После создания 30 мая 1942 года[167]Центрального штаба партизанского движения дальнейшее развитие получили контролируемые центром каналы, по которым осуществлялась координация крупных операций психологической войны в тылу противника. О наличии централизованного управления свидетельствуют: а) существование специальной школы по подготовке партизанских пропагандистов, находившейся в Москве в подчинении Центрального штаба; б) сохранившийся текст радиосообщения, содержавшего директивы по организации партизанами пропагандистской работы; в) тот факт, что пропагандистские материалы, включая газеты и листовки, отпечатанные в Москве, регулярно доставлялись партизанам. Кроме того, темы, затрагиваемые партизанской пропагандой, имеют поразительное сходство (наряду с существенными отличиями) со всей советской пропагандой в целом[168].

В конце 1942 и в начале 1943 года в немецких донесениях отмечается более систематизированная организация психологической партизанской войны. По всей видимости, это стало результатом двух приказов Сталина. Первый, от 5 сентября 1942 года, содержал призыв к распространению газет, листовок и других печатных материалов на оккупированной территории. Текста второго приказа, к сожалению, в нашем распоряжении нет, но его существование подтверждают многочисленные немецкие донесения, датирующие его декабрем 1942 года. В нем, по-видимому, содержался призыв к более строгому контролю и усилению партизанской пропаганды. Намечалось создание в Москве месячных курсов для редакторов, корректоров, корреспондентов, которых по окончании обучения предстояло направить в партизанские отряды. Информация, публикуемая партизанской печатью, должна была регулярно сообщаться по радио для согласования, а на различных уровнях партизанского командования предусматривалась организация специальных отделов пропаганды и печати. Многие из вышеуказанных мер были приняты еще до выхода приказа; остальные были претворены в жизнь в соответствии с приказом.

К середине 1943 года в Центральном и территориальных (Белорусский и Украинский) штабах партизанского движения имелись отделы печати и пропаганды, руководившие работой редакторов, журналистов и технического персонала[169]. На политические управления фронтов Красной армии и политические отделы армий возлагалась обязанность ведения пропаганды среди гражданского населения в тылу противника и снабжения пропагандистскими материалами партизан. Оперативные группы в советском тылу, по всей видимости, не имели собственных отделов печати и пропаганды.