Кто боится смерти - Ннеди Окорафор

– Ты тоже хорошо выглядишь.

– Кто вы такие? – спросила Луйю. – Мвита о вас знает, а я нет.

Женщина смерила Луйю взглядом сверху донизу, и та не отвела взгляд. Я вспомнила, как она перечила Аде во времена нашего обряда одиннадцатого года. У Луйю никогда не было уважения к власти.

– Луйю, я – вождесса Сесса. Вон там еще один вождь, Ассон, – она показала на мужчину, также украшенного кольцами, стоявшего рядом со своим верблюдом.

– Еще один кто? – спросила Луйю.

– Ты задаешь не те вопросы, – ответила вождесса Сесса. – Вы вовремя повстречали нас. Мы побудем здесь, пока луна не обрюхатеет, – она поглядела на стену песка и улыбнулась. – Если пожелаете остаться – добро пожаловать.

Вокруг ва разбивали шатры, которые выглядели уютнее наших палаток. Они были больше, выше и сделаны из натянутых козлиных шкур. Я заметила водоуловитель, но ни одного компьютера.

– «Луна обрюхатеет» только через три недели! – сказала Луйю.

– Что это за люди? – спросил Фанази. – Почему они так выглядят? Словно они едят, пьют и умываются пальмовым маслом и сладким кактусом. Чудно́.

Мвита в раздражении щелкнул языком.

– Кто знает? – сказала Луйю. – А их «подруга», песчаная буря?

– Она перемещается с ними, – ответил Мвита.

– Почему?

Он пожал плечами:

– А почему они красные?

Луйю с визгом вскочила: ей в затылок врезался воробей, коричневый с белым. Он упал на землю, встрепенулся и сидел, приходя в себя.

– Не трогай его, – сказал Мвита. – Он очухается.

– Я и не собиралась, – ответила Луйю, разглядывая птицу.

– Нельзя тут оставаться, – сказала Дити.

– У нас есть выбор? – огрызнулась я. – Хочешь попробовать пробиться сквозь эту бурю?

Мы разбили палатки там, где они стояли до бури. Кроме Луйю. Она решила жить у Фанази. Как опытные кочевники, ва посвятили первые несколько часов сооружению домов. Солнце садилось, и пустыня даже внутри ока бури стала остывать, но я не решилась разводить каменный костер. Кто знает, как эти люди отнесутся к колдовству?

Мы сторонились ва, а между собой сторонились друг друга. Дити спряталась в палатке, Фанази и Луйю – тоже. Мы с Мвитой, однако, сели снаружи, не желая выглядеть совсем уж недружелюбно. Но пока ва устраивали лагерь, даже дети не обращали на нас внимания.

Когда стемнело, люди стали общаться. Я чувствовала себя глупо. Каждый шатер в поле зрения мерцал от света каменного костра.

Вождесса Сесса, вождь Ассон и какой-то старик пришли нас поприветствовать. Лицо старика было изрезано морщинами, какие оставляют возраст и ветер. Я бы не удивилась, увидев в его морщинах песчинки, застрявшие там навечно. Он пристально разглядывал меня. Из-за него я нервничала больше, чем из-за сердито молчащего Ассона.

– Ты не можешь смотреть мне в глаза, дитя? – спросил старик низким хриплым голосом.

В нем было что-то, что очень меня беспокоило. Прежде чем я успела ответить, вождесса Сесса сказала:

– Мы пришли пригласить вас всех на пир в честь новой стоянки.

– Это и приглашение, и приказ, – веско сказал старик.

– Наденьте лучшую одежду, если она у вас есть, – продолжила Сесса. Потом, помолчав, показала на старика: – Это С-сэйку. Вы, без сомнения, вскоре близко с ним познакомитесь. Добро пожаловать в С-солу, нашу кочующую деревню.

Вождь Ассон смерил нас долгим свирепым взглядом, а старик С-сэйку, прежде чем покинуть наш лагерь, еще раз внимательно оглядел меня, а потом Мвиту.

– Какие странные люди, – сказал Фанази, когда они ушли.

– У меня нет хорошей одежды, – пожаловалась Дити.

Луйю закатила глаза.

– Что, у них все имена начинаются с С либо содержат С? – сказал Фанази. – Будто они потомки змей.

– Этот звук разносится лучше всех: с-с-с-с. Они живут в постоянном шуме песчаной бури, так что в этом есть смысл, – сказал Мвита, уходя в палатку.

– Мвита, ты рассмотрел того старика? – спросила я, присоединившись к нему. – Не помню его имени.

– С-сэйку, – сказал Мвита. – Следи за ним внимательно.

– Зачем? Думаешь, от него будут неприятности? Мне он совсем не понравился.

– А вождь Ассон? Выглядел злобно.

Я покачала головой.

– Он, наверное, всегда хмурый. А вот старик мне не понравился.

– Это потому, что он тоже колдун, Онье.

Сказав это, Мвита горько рассмеялся и что-то пробормотал.

– А? Что ты сказал?

Он снова повернулся ко мне и наклонил голову набок.

– Ани клянусь – не пойму, как так может быть, что я это вижу, а ты нет? – он снова замолк. – Как это вышло… – потом выругался и отвернулся.

– Мвита! – громко сказала я, беря его за руку. Он ее не отдернул, хотя я нарочно впилась ногтями в его кожу. – Договори.

Он приблизил свое лицо к моему.

– Я должен был стать колдуном, а ты – целительницей. Так всегда было: мужчина – женщина.

– Что ж, ты не он, – прошипела я, стараясь говорить тише. – Это не твоя мать в пустыне отчаяния просила все силы земли сделать ее дочь колдуньей. Это не ты зачат от изнасилования. Ты дитя любви, помнишь? И это не ты, согласно пророчеству провидца-нуру, сделаешь что-то настолько ужасное, что тебя выволокут перед толпой нуру, закопают по шею и забьют камнями до смерти!

Он схватил меня за плечи. Его левый глаз дергался.

– Что? – прошептал он. – Ты…

Мы смотрели друг на друга.

– Это… моя судьба, – сказала я. Я не собиралась сообщать ему об этом таким образом – совсем. – Думаешь, я это выбрала? Я сопротивлялась с самого рождения. Но ты говоришь так, будто я отняла у тебя сокровище.

– Эй, Онье? – позвала Луйю из своей палатки. – Надень рапу и кофту, что подарила тебе та тетка в Банзе.

– Хорошая мысль, – ответила я, все еще глядя на Мвиту.

Было слышно, как Фанази игриво сказал: «Иди сюда». Луйю захихикала.

Мвита вышел из палатки. Я высунула голову наружу – хотела позвать его обратно. Но он шел быстро, не здороваясь со встречными людьми, с обнаженной головой, прижав подбородок к груди.

Единственное, что мне не нравилось в Мвите, – эти вот древние убеждения насчет значимости и участи мужчин и женщин. Кто он такой, чтобы считать, что обязан быть в центре всего просто потому, что он мужчина? Это стояло между нами с самой первой встречи. Я опять вспомнила историю Тиа и Зубейра. Терпеть ее не могу.

Спустя два часа я проснулась со слезами, высохшими на лице. Откуда-то доносилась музыка.