Кто боится смерти - Ннеди Окорафор

– Понятия не имею, – ответила я. – Я собиралась спросить у тебя то же самое, ведь ты, конечно же, все знаешь.

Он с громким вздохом закатил глаза.

– Ты не слушаешь.

– Оньесонву! – крикнула Айесс. При звуке своего имени я подпрыгнула. Все обернулись. – Иди, спой с нами!

Смущенно улыбаясь, я замотала головой и подняла руки.

– Лучше не надо, – сказала я, пятясь. – Я… я не знаю ваших песен.

– Спой, пожалуйста, – просила Айесс.

– Тогда спой одну из своих песен, – громко сказал Мвита.

В ответ на мой испепеляющий взгляд он самодовольно ухмыльнулся.

– Да! – воскликнула Айесс. – Спой нам!

Все стихли, пока она вела меня к центру круга. Люди старались не касаться меня. Я встала в круг, и все глаза смотрели на меня.

– Спой нам песню, которую поют у вас дома, – сказала Айесс.

– Я выросла в Джвахире, – сказала я, осознав, что отвертеться не получится. – Но родилась в пустыне. Это мой дом, – я помолчала. – Я пою эту песню земле, когда она спокойна.

Я открыла рот, закрыла глаза и запела песню, которой научилась от пустыни в три года от роду. Все заохали и заахали, когда коричневый попугай, которого мы видели в шатре С-сэйку, сел мне на плечо. Я пела. Сладостные звуки и вибрация расходились от моего горла по всему телу. Они сгладили мою тревогу и печаль. На время.

Когда я закончила, стояла тишина. Затем люди начали одобрительно шипеть и хлопать. Шум спугнул птицу у меня на плече, она улетела. Айесс обхватила мою ногу, глядя на меня с восхищением. От ее рук посыпались искры, несколько человек отпрыгнули, негромко вскрикнув. Музыканты снова заиграли, и я быстро вышла из круга.

– Это прекрасно, – говорили мне люди.

– Я сегодня хорошо высплюсь!

– Пусть Ани благословит тебя тысячу раз.

Касаясь меня, они испытывали боль, но все равно без устали хвалили меня, словно я была давно потерянной дочерью их вождя.

– О! – вскричала Айесс, услышав мелодию, перед которой не могла устоять.

Она вбежала обратно в круг и пустилась в пляс, заставив всех смеяться. Мвита обнял меня за талию. Это никогда еще не было так приятно.

– Было… здорово, – сказала я по пути к нашей палатке.

– Работает безотказно, – отозвался Мвита. Он коснулся моих взлохмаченных волос: – Эти волосы.

– Ага. Я возьму длинное пальмовое волокно и обмотаю их до самых кончиков. Будет почти как коса.

– Дело не в этом, – сказал он.

Я ждала, но больше он ничего не сказал, да и не надо было. Я тоже это чувствовала. Почувствовала в тот момент, когда С-сэйку стал указывать, что мне нужно сделать. Словно я была… полностью заряжена. Что-то случится, когда я отправлюсь в уединение.

Добравшись до нашего лагеря, мы обнаружили там только Фанази. Он сидел перед гаснущим каменным костром, уставившись на раскаленный камень. Между ног у него стояла бутылка пальмового вина.

– А где…

– Онье, я понятия не имею, – ответил он заплетающимся языком. – Обе меня бросили.

Мвита похлопал его по плечу и ушел в палатку. Я села рядом с Фанази. От него несло вином.

– Они придут, обязательно.

– Вы с Мвитой, – сказал он после паузы. – У вас все по-настоящему. У меня такого никогда не будет. Я просто хотел Дити, кусок земли, детишек. И посмотри на меня. Отец только плюнул бы.

– Они вернутся, – снова сказала я.

– Я не смогу быть с ними обеими. И, похоже, даже с одной не смогу. Дурак. Не надо было сюда идти. Я хочу домой.

Он меня раздражал.

– Здесь полно красивых женщин, которые охотно будут с тобой, – сказала я, вставая. – Найди себе кого-нибудь, переспи и прекращай ныть.

Мвита ждал меня в палатке, лежа на спине.

– Хороший совет. Ему как раз не хватает еще одной женщины, чтобы запутаться окончательно.

Я щелкнула языком.

– Зря он выбрал Луйю. Я ведь говорила! Луйю любит мужчин, а не кого-то одного. Все это слишком предсказуемо.

– Ты винишь его? Дити ему отказала даже после того, как сняли заклятие.

– Что значит «даже после»? Ты хоть знаешь, какую боль вызывает это заклятие? Ужасную! И нас воспитали с убеждением, что ноги раздвигать нельзя, даже когда хочется. Нас не воспитывали свободными, как… как вас, – я помолчала. – Кто тебя осуждал за то, что ты был со всеми теми старшими женщинами, такими как Тинг?

Глаза Мвиты сузились.

– В тот первый раз ты с удовольствием раздвинула бы ноги, если бы не заклинание. Тебе не мешали никакие джвахирские законы для женщин.

– Не меняй тему.

Мвита рассмеялся.

– У вас с Тинг было соитие?

– Что?

– Я знаю тебя и, кажется, знаю ее.

Мвита только помотал головой, лежа на спине и закинув руки под затылок. Я сняла праздничную одежду и завернулась в старую желтую рапу. Когда я уже выходила из палатки, он дернул за подол, чуть не стянув ее с меня.

– Стой, – сказал Мвита. – Ты куда?

– Мыться.

Мы поставили палатку Луйю, чтобы принимать в ней душ. Использовать Бинтину нам не хватило духу.

– У тебя было? – спросила я наконец. – С теми, другими женщинами, до меня?

– Какая разница?

– Разница есть. Было?

– Ты не первая моя женщина.

Я вздохнула. Так и знала. Разницы никакой. Я волновалась только насчет Тинг.

– Куда ты пошел, когда ушел отсюда?

– Гулять. Люди приглашали меня к себе. Компания мужчин усадила меня и принялась расспрашивать о нас. Я рассказал им кое-что, не все. Потом встретил Тинг, она привела меня в шатер С-сэйку, и мы говорили, – он помолчал. – Тинг красавица, как и все здесь, но на бедняжке с тем же успехом могло лежать заклятие обряда одиннадцатого года. Ей запрещена близость. И… Онье, ты же знаешь, что я тебе сказал.

Айфунанья.

– Оно касается и души, и тела, – сказал Мвита, снова дергая мою рапу и стянув ее ниже груди.

Я вернула ее на место.

– Прости, – сказала я.

– То-то же. Иди мойся.

Ни Дити, ни Луйю в ту ночь не вернулись. Фанази просидел до утра, уставившись на остатки каменного костра. Когда я встала утром, чтобы заварить чай, он все еще сидел.

– Фанази, – позвала я. Он вздрогнул. Может быть, он спал с открытыми глазами. – Иди спать.

– Они не вернулись.