Кто боится смерти - Ннеди Окорафор

Я медленно вытянула руку. Глаза держала открытыми. Мвита крепче схватил мое плечо и прижался плотнее. Не знаю, чего я ожидала, но к тому, что случилось, оказалась не готова. Все его мокрые листья поднялись, открыв бесчисленные иголки. Оно отклонилось назад, а затем с тихим шумом наклонилось резко вперед! Я отшатнулась и сморгнула. А открыв глаза, увидела, что вся покрыта каплями воды и… его иголками.

Все лицо, руки, грудь, живот, ноги. Иголки каким-то образом оказались даже на спине! Они не попали только в места, которые закрыл Мвита. Он кричал, пытаясь одновременно коснуться меня и не касаться.

– Как ты… – он вскочил, переводя взгляд с меня на иголки. – Что за… Онье? Что?

Разглядев себя, я захныкала и чуть не заплакала в голос. Удивительно, что я была в сознании и неплохо себя чувствовала. Я была похожа на игольницу! Почему не течет кровь? Где боль? И зачем оно велело мне протянуть руку, если собиралось сделать вот это? Это что, жестокая шутка?

Личина засмеялась. От низкого утробного хохота затряслись все его листья. Да, это существо так пошутило.

Оно встало, окатив нас брызгами и дымом. Повернулось и пошло прочь, в сторону шатра С-сэйку, оставляя за собой дымовой след дебрей. Цесарки гуськом последовали за ним. Несколько человек – тоже. Кто-то взял флейту, кто-то барабанчик. Они играли на них, а личина шла и все еще смеялась.

Когда личина скрылась из виду, мы с Мвитой уставились друг на друга.

– Ты как… нормально? – спросил он.

На меня накатывала какая-то… странная дурнота. Но я не хотела его пугать.

– Нормально.

Через пару секунд мы оба улыбнулись и засмеялись. Одна иголка отвалилась. Мвита показал на нее и засмеялся еще громче, а за ним и я. Отвалилось еще несколько иголок. Прибежала Луйю. Разглядев меня, она закричала. Мы с Мвитой засмеялись еще сильнее. Иглы с меня уже сыпались.

– Вы что, ненормальные? – спросила Луйю, успокоившись, когда увидела, что иглы выпадают. – Что эта штука с тобой сделала?

Я замотала головой, все еще хихикая:

– Не знаю.

– Это была… – Луйю опустилась, рассматривая оставшиеся иглы у меня на спине. – Это была настоящая личина?

Я кивнула, борясь с накатившей тошнотой. Вздохнула и села на землю. Когда Луйю попыталась потрогать одну из оставшихся иголок, торчавших в моей шее, выскочила искра размером с орех колы. Луйю отскочила, схватив себя за руку и шипя от боли. Теперь я была неприкасаемой для всех, кроме Мвиты.

На следующий день меня мучительно тошнило. При виде еды, даже простого карри из козлятины, желудок выворачивало наизнанку. А когда мне удавалось положить еду в рот, у нее был металлический вкус, а от зубов отскакивали искры, ужасно неприятно. Я могла только пить воду и есть кусочки хлеба. Спустя два дня я все еще была больна.

Личина что-то ввела в мой организм. Эти иглы были отравлены ядом. Или это было лекарство? Может быть, и то, и то. Или ни то, ни другое. И яд, и лекарство должны иметь отношение ко мне лично. А не ко мне как части большого замысла.

Меня постоянно тошнило, я не могла есть, у меня началась несовместимость со всеми, кроме Мвиты (позже выяснилось, что несовместимости с С-сэйку и Тинг у меня нет), а еще у меня то и дело ужасно обострялись чувства. Я начинала слышать, как дышит муха, видеть, как на землю падает песчинка, подобно валуну. Внезапно появлялась ястребиная сила, зрение или способность чуять носом, что все смертны. Смертность пахла илом и сыростью, и от меня ею просто разило.

Я знала, что означает эта вызванная голодом ясность. То же самое, но менее ярко выраженное, несколько месяцев назад привело нас с Мвитой к моему отцу.

Но на этот раз я собиралась держать все под контролем. У меня не было выбора: если я не смогу, то, наверное, я и впрямь опасна. В довершение неприятностей дебри все так же пытались пролезть в мою реальность.

– Я живая, – бормотала я, бродя по окраинам С-солу. – Ну и отстаньте от меня.

Но дебри, конечно, не отставали. Я огляделась. Сердце стучало как бешеное. Мне стало смешно. Сердце колотится, одна нога в мире духов, другая – в материальном. Абсурд. Я состояла частично из синей энергии, частично из плоти и крови. Наполовину живая, наполовину – непонятно какая. Это случилось уже в пятый раз, и, как и раньше, я обернулась и посмотрела в гневный глаз отца. Я плюнула в него, не обращая внимания на дрожь предчувствия, которая меня охватывала всякий раз, как я его видела. Он всегда был там – смотрел, ждал… но чего?

Я оказалась возле шатра одной семьи. Мать, отец, два мальчика и три девочки. А может быть, у кого-то из детей были другие родители. Может, «родители» были любовниками или друзьями. С ва никогда не поймешь. Но это была семья, и я позавидовала тому, что увидела, и снова затосковала по маме.

Они ужинали. Пахло супом из бамии, словно они стояли прямо перед моим носом. Я заметила блеск в глазах у мужчины, когда он смотрел на женщину, и поняла, что он ее хочет, но не любит. Я почти чувствовала шершавость дредов на головах у детей. Если бы кто-нибудь из них посмотрел в мою сторону, что бы они увидели? Возможно, меня, но сделанную из воды. Возможно, ничего. Я прислонилась к синей энергии дерева дебрей, чтобы закрыться от свирепого взгляда отца. Дерево было мягким и прохладным. Я сползла вниз по стволу, дожидаясь полного возвращения в материальный мир. Не успела я закрыть глаза, как что-то меня схватило. Все тело онемело. Две ветки дерева дебрей туго обвили мою левую руку и шею. Я вцепилась в ту, что была на шее, и дернула. Я хрипела. Хватка стала туже. Ветка была сильная.

Но я была сильнее. Намного. Сквозь меня потоком полился гнев, и полыхнула моя синяя энергия. Я отодрала ветку от шеи и оторвала ее. Дерево испустило пронзительный вопль, но это меня не остановило. Я оторвала вторую ветку – от руки – и перехватила и оторвала еще одну, пытавшуюся подобраться к ноге. Затем встала, готовая рычать: кулаки стиснуты, ноги присогнуты, глаза распахнуты. Я намеревалась разорвать на клочки все дерево… и в этот момент дебри отступили. Как только моя сущность и тело полностью вернулись в материальный мир, все силы меня покинули. Я с размаху села на землю, тяжело дыша и стараясь не трогать ободранную шею.

Одна из девочек, ужинавших с той семьей, обернулась. Увидела меня и помахала. Я слабо махнула ей в ответ, пытаясь улыбнуться. Медленно встала, притворяясь, что ничего не было.

– Хочешь поесть с нами? – спросила она невинным детским голоском.

Теперь все остальные тоже на меня смотрели и знаками приглашали присоединиться. Я улыбнулась и покачала головой.

– Спасибо, но я не голодна, – сказала я и пошла прочь со всей быстротой, на которую было способно мое избитое тело.

Эти люди казались такими нормальными, чистыми, неиспорченными. Мне нельзя было садиться с ними за стол. Когда я вернулась к нашим, Фанази сидел на пороге своей палатки с мрачным видом. Я была не в настроении и не стала спрашивать, что случилось. Это и так было понятно. Дити и Луйю где-то пропадали. Мвита тоже, и я, укладываясь в своей палатке, радовалась, что его нет. Я не хотела, чтобы он знал, что я настолько… больна. Я хотела, чтобы никто этого не знал. Ва и так относились ко мне, словно я чем-то одержима. Отчасти это так и было. Я не могла пройти мимо них, не вызвав снопа искр и вспышки острой боли. Я и так была изгоем – не хватало еще объявить всем, что я нездорова.