Ужас на поле для гольфа - Сибери Куинн

– Ничего, ничего, уверяю вас, – ответил он, поприветствовал госпожу Норман и направился в столовую. Но я заметил, что, пока мы пили чай и обменивались любезностями с двумя пожилыми леди, его круглые голубые глаза не раз обращались к танцевальным залам.

– Pardon, – де Гранден поклонился проходящему гостю и показал на танцзал. – Здесь есть один джентльмен, с которым я хотел бы познакомиться, если вы не возражаете, – такой высокий, примечательный, он с молодой девушкой в розовом.

– О, наверное, вы имеете в виду графа Черни? – остановился молодой человек со льдом в одной руке и с анти-вольстедевским пуншем[128] в другой. – О, он редкая птица здесь. Я познакомился с ним в тринадцатом году, во время балканского конфликта. Странно выглядит, да? А первоклассный боец, однако! Я сам видел, как он шел в атаку на турков с пустой обоймой и сжатыми зубами! Да, сэр, он просто перекусил противнику горло – чтоб мне быть вздернутым, если не так!

– Черни… – повторил задумчиво де Гранден. – Должно быть, он поляк?

Его собеседник как-то неуверенно усмехнулся.

– Не могу сказать, – признался он. – Сербы тогда не спрашивали о национальности добровольцев, им было не до того. Кажется, он венгр, бежавший от австрияков. Но это – только слухи. Пойдемте, я представлю вас…

Я издалека наблюдал за знакомством де Грандена с иностранцем – и не мог удержаться от улыбки. Слишком контрастную пару они представляли.

Рост француза не превышал пяти футов и четырех дюймов; стройный, как девушка, он был обладателем весьма изящных рук и ног. Его светлые волосы, белая кожа вкупе с аккуратными напомаженными усиками и немигающими голубыми глазами придавали ему вид необычайно мягкий и доброжелательный. Собеседник его был по крайней мере шести футов в высоту, смуглокожий, сероглазый, носитель черных колючих усов и бровей. Его большой нос походил на клюв хищной птицы, а большая челюсть придавала лицу особую свирепость. Кроме того, особым украшением являлся белесый шрам от сабли, проходивший через всю левую половину его лица.

О чем они говорили, было мне неведомо: я видел только, что на озорную улыбку де Грандена собеседник отвечал суровой ухмылкой. Раскланявшись, они расстались: тот умчался с девушкой в вихре танца, а де Гранден возвратился ко мне. У дверей он задержался, приветствуя пролетавшие мимо пары. И тут я вновь обратил внимание на высокого иноземца: его серые глаза были устремлены на моего друга – и в них читалась холодная злорадная ярость – с такой тигр взирает через решетку на своего тюремщика.

– И что такого вы рассказали этому парню? Он смотрел на вас так, словно хотел убить! – сказал я подошедшему французу.

– Ха? – сухо усмехнулся он. – Вот как? Следуйте благородному кодексу Вашингтона и избегайте международных осложнений, друг мой Троубридж – так будет лучше.

– Но посмотрите, ведь… – начал я, озадаченный его словами.

– Non, non, – оборвал меня он, – послушайте моего совета, друг мой. Полагаю, не стоит обращать ни на что внимания. Постойте… будет хорошо, если и вы познакомитесь с этим джентльменом. Давайте, – наша милая мадам Норман представит вас ему!

Озадаченный более чем когда-либо, я подошел к нашей хозяйке и ожидал, пока она не представит меня графу.

В перерыве между танцами она выполнила мою просьбу. Иностранец приветствовал меня коротким рукопожатием и грубоватым поклоном, и тут же продолжил беседу с большеглазой молодой женщиной в коротком вечернем платье, отвернувшись от меня.

– Вы пожали его руку? – спросил де Гранден, возвращаясь со мной к автомобилю.

– Ну, да, – отвечал я.

– О? Так скажите, друг мой, – вы не заметили ничего особенного в его рукопожатии?

– Гм… – замялся я. – Думаю, да…

– Ну и что же это?

– Убейте, если смогу сформулировать… но… ладно… мне показалось абсурдным… показалось, что… у его руки было две тыльных стороны! Не было ладони, вот так, пожалуй… Вам это пригодится?

– Еще как, друг мой! Благодарю вас! – он так церемонно поклонился, что я едва удержался от смеха. – Поверьте, это значит много больше, чем вы думаете.

Должно быть, прошло недели две, как я случайно заметил де Грандену:

– Видел я вашего друга, графа Черни, вчера в Нью-Йорке…

– Вот как? – спросил он с неподдельным интересом. – И что же он?

– О, я просто увидел его на Пятой авеню. У меня была встреча на Пятьдесят девятой улице, потом я свернул и видел, как он уезжал с Плаза. Он был с какими-то дамами…

– Не сомневаюсь, – сухо ответил де Гранден. – Что-нибудь особенное заметили?

– Не могу сказать, что особенное – но, мне показалось, он выглядел старше, чем тогда, у госпожи Норман.

– Вот как? – насторожился француз. – Старше, да? Parbleu, как интересно! Я предполагал это!

– Что? – спросил я, но он отвернулся, пожимая плечами.

– Тьфу! – в раздражении воскликнул он. – Друг мой Троубридж, видимо, Жюль де Гранден – глупец, ничего не понимающий в жизни!

Я был знаком с маленьким французом достаточно давно, и знал, что он капризен как примадонна, но сейчас его бессвязные замечания действовали мне на нервы.

– Послушайте, де Гранден, – начал я, – вся это ерунда…

Внезапный пронзительный звонок телефона не дал мне закончить.

– Доктор Троубридж, – услышал я возбужденный голос, – пожалуйста, вы можете приехать ко мне прямо сейчас? Это говорит госпожа Норман…

– Конечно! Что случилось, кто болен?

– Это… это – Гай Экхарт, у него обморок… И мы не можем привести его в чувство…

– Хорошо, мы с доктором де Гранденом вскоре будем!.. Собирайтесь, де Гранден! – крикнул я, надевая шляпу и пальто. – Один из гостей госпожи Норман заболел, я обещал, что мы приедем!

– Mais oui, – согласился он, быстро одеваясь. – Кто заболел: женщина или мужчина?

– Мужчина, – ответил я, – Гай Экхарт.

– Мужчина… – недоверчиво отозвался он. – Вы сказали, мужчина? Нет, нет, друг мой, это невероятно!

– Вероятно, или нет, – возразил я резко, – но госпожа Норман говорит, что он в обмороке, и я не сомневаюсь в ее словах.

– Eh bien, – он нервно барабанил по подушкам в автомобиле, – возможно, Жюль де Гранден действительно – глупец. В конце концов, это не невозможно.

– Конечно же, нет, – с чувством согласился я, заводя мотор.

Молодой Экхарт уже пришел в себя, но был похож на человека, только что избавившегося от долгой лихорадки. Попытки расспросить его оставались безответными: он говорил замедленно, почти бессвязно, и, казалось, понятия не имел о причине своей болезни. Госпожа Норман внесла некоторую ясность.