Почтовые открытки - Энни Пру

сыра и хлеб. На краю равнины испарялись последние лучи солнца, и на ясном небе появились первые звезды. Джейс хлопнул себя по шее.

– Попался!

Бутылка загудела, когда Лоял подул поверх горлышка. Джейс встал. Что-то в его манере двигаться напоминало форель, замершую в струящемся потоке, а потом вдруг стремительно ныряющую.

– Ну, я пошел. Приду снова, если во мне будет нужда.

– Очень тебе благодарен, – ответил Лоял, уже понимая, что будет его нанимать. В тот день он испытывал какой-то нелепый прилив удовольствия и допоздна слушал радио.

* * *

Чистая темнота, царившая раньше по ночам, была рассеяна потоком света, лившегося теперь от выстроенного на перекрестке «Макдоналдса». Фермерские семьи съезжались издалека, как на свадьбу сына, чтобы съесть котлету в разрезанной булке, слизывая скользкий соус, и попить через соломинку из провощенных бумажных стаканчиков. Свет над парковкой вздувался, как гигантский волдырь на сухой коже ночи.

В конце дня Джейс и Лоял сидели на крыльце, в задубевшей от пота одежде, с холодными бутылками в руках, Джейс, по пояс голый, в прислоненном спинкой к стене кресле, с волосами, собранными на затылке; мокрые курчавые волосы под мышками виднелись каждый раз, когда он поднимал бутылку. Детка лежала на спине, выставив проветриваться живот и словно улыбаясь во сне.

– Хочешь? – Джейс вытряхнул немного доморощенной травы на листок бумаги для самокруток, свернул, прикурил, вдохнул пахнувший сеном дым и передал самокрутку Лоялу.

Разговор начинался неторопливо, Джейс, усталый, вяло ронял несколько рваных слов. Лоял перебирал в уме темы для беседы. Им было удобно целый день работать молча – разве что время от времени попросить передать плоскогубцы. На крыльце было по-другому. Лоял лишь изредка поглядывал на Джейса краем глаза. Он чувствовал собственную увядшую кожу, которая обвисла на нем, как подгнившие обои. Антифонный[89] разговор начинался с погоды, засухи, ураганов, с «ох уж этот проклятый ветер, эти смерчи». Сколько мяса осталось в морозилке. Сгорит огород или нет. Больные животные. Вода и колодцы. На что способны собаки. Мотор работает ровно, но от тормозов почти ничего не осталось. Элвис…

– Тыыыыы… ээээ… хочешь Элвиса? Смотри! – Джейс, на вид безупречный, как гладкий речной камень, взмахивая руками, словно крыльями, начинал завывать и, вращая бедрами, двигаться по двору. «Аа – оооо, аа – оооо!» – пока собака не садилась перед ним и, задрав морду, не выдавала длинный йодль. Из темноты ей издевательски отвечал койот, а Лоял, с бьющимся сердцем, каблуками отстукивал ритм по ступеньке.

Койоты, пшеница, сухая фасоль, соя, кукуруза, породы свиней и их способность набирать вес, мормоны, ядовитые укусы и снова койоты. Охота с капканами. Нет, о капканах нельзя, при этом слове Джейса начинало трясти, ход его мыслей опасно переключался на мины-ловушки, на восхождения с полной выкладкой по красным горам, прощупывание земли боевым ножом K-bar, чтобы найти безопасное место и присесть, окапывание, остроконечную лопату, едва царапающую землю, пронизанную переплетенными корнями. Его паническая память перескакивала с «мин-лягушек» на палки-пунджи[90], старые консервные банки, начиненные бомбами с пружинным детонатором, детей, взрывавшихся, когда их обнимали. На случайные осколки металла, человеческие ступни, ткани и осколки костей, дождем сыпавшиеся вокруг. Мало кто понимал вселяющую ужас хитрую тактику охотников на людей. Он внезапно задыхался и замолкал при виде того, как собака во сне дергает задней лапой, убегал прочь и не возвращался несколько дней, сваливая всю работу на Лояла.

– Ты нннне знаешь. Какое смыыыыышленое… эточееееловеческоесущество.

Так что касались только менее опасных тем: маленькие фермы обречены; будет ли хоть какая-то польза от этого сукина сына Бутца[91] или придется продавать свои фермы крупным корпорациям; отравление человека вследствие укусов насекомых; люди с неестественно большими ступнями. Мормоны, лучшая древесина для изгородных столбов; что умеют собаки; что лучше – ледяное или просто немного охлажденное пиво; Фрэнк Заппа[92]; женщины; мини-юбки. Нет, женщины – нет. Лоял с хрустом раздавливал пивную банку в своих заскорузлых ладонях и сплевывал на землю.

Вместе они построили свинарник, новый сарай для хранения техники, гараж для пикапа Лояла, обнесли изгородью квадрат двора вокруг дома, посадили сосны. Почему бы и нет, думал Джейс, деньги хорошие, да и кто еще нанял бы чокнутого сукина сына, который курит траву и завывает? Почему бы нет, думал Лоял, кому плохо от того, что есть с кем поговорить?

На третий год его хозяйствования после удушающего августа засушливое лето не кончилось, ветер дул не переставая. Лоял никак не мог привыкнуть к тому, как он придавливал его к земле, когда он склонялся, чтобы снять колесо, как загонял за угол курятника. Собака, куры, Джейс. Он был изолирован в своей жизни, как музейный экспонат. Мебели в доме почти не было. Подернутые пленкой окна возвращали ему его собственное отражение: лицо, поросшее седой щетиной, руки в боки или полуразведенные, как у человека, приближающегося к партнерше по танцу.

По утрам он включал радио в кухне на полную мощность и выключал его, только когда ложился спать. Черно-белый телевизор на кухонном шкафу рокотал оловянным смехом. Еще один радиоприемник, стоявший на стуле, служившем ему прикроватной тумбочкой, без умолку тарахтел, теша его четками песен, повторявшихся снова и снова, снова и снова, взволнованными голосами, кричавшими: «Отечественная обувь – лучшая в мире!», пока он не засыпа́л, но и в полусне продолжал слышать сквозь завывания ветра голоса, смеющиеся в промежутках между песнями, как голоса далеких родных, как электростатические помехи, доносившиеся из других галактик.

Засуха не кончалась всю осень. У Джейса случился рецидив, и он опять каждый день ездил в ветеранский госпиталь. Начались равноденственные сухие бури[93], ветер гонял по полям сухую землю и кусты перекати-поля, сбивал в пучки бурьян, разносил по земле сорные семена. По ночам Лоял слышал, как все это приглушенно скребется о доски дома.

В последнюю неделю октября, когда бобы еще оставались на грядках, ветер, приливной волной накативший с запада, переворачивал землю вверх дном. Дом содрогался. Сидя на краю кровати, Лоял писал в своей «записной книжке индейца», теперь это была бухгалтерская книга с зелеными страницами и вертикальными столбцами приходов и расходов. Ферму буквально сдувало. Небо задыхалось от пыли, гасившей звезды. Дом едва ли не поднимало над фундаментом, окна, казалось, вот-вот треснут. Собаку мучили завывания в дымоходе. И лишь перо Лояла скользило уныло, плавно и спокойно.

«Желтая куртка»[94] укусила в большой палец. Бобы почти созрели. Еще несколько дней. Весь день сильный ветер. Как там Джейс?»

Утром все звуки в спальне оказались приглушены. Он сел, посмотрел на часы рядом, на стуле, –