Целительница. Первое испытание - Наталья Бульба
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Верил ли он сам в участие главы Ушаковых или его сына в том, что творилось сейчас?
Объективных причин, кроме активного распространения наркотиков в клубах, которые принадлежали им, да засветившихся в них же завлекал из «Валите в свою провинцию», не было. Для соответствующих выводов откровенно мало.
Вот только…
У Стрельникова звериное чутье.
Впрочем, у всех у них было звериное чутье, когда речь заходила о собственной шкуре.
– Данные предварительные, – обойдя его, прошел к рабочему столу Стас. Сел на стоявший сбоку стул, закинул ногу на ногу.
До недавнего времени их отношения можно было назвать нормально рабочими. Стас контролировал внутреннюю кухню, успевая заниматься собственной безопасностью, разработкой операций и их реализацией. Андрей контактировал с внешними службами, обеспечивая стрелковому клубу устойчивость в мире подковерных игр.
Так они и взаимодействовали, играя каждый свою роль.
С некоторых пор ситуация изменилась.
Косвенно Сашка отметилась и здесь. До ее появления в Москве они работали в довольно спокойном ритме, что позволяло держать определенную дистанцию. Теперь…
Судя по Стасу, цейтнот ему нравился.
Стоило признать, что Андрей тоже чувствовал себя живым. И будь повод другим…
– Давай свои предварительные данные, – усаживаясь за столом, буркнул он.
Не умели они жить мирно. Не получалось, когда все по заранее установленному расписанию.
Для полного счастья не хватало кружки кофе и пары бутербродов.
Тот самый прожиточный минимум, на котором он вполне мог существовать месяцами.
– Аналитики покопались в списках пострадавших… – вернул его на грешную землю Стас.
Поймав себя на том, что переход к реальности оказался слишком резким, Андрей даже рыкнул:
– Что?!
«Сдулся» он так же быстро. Ярость хоть и обдала жаром – вот это «покопались» кощунственно звучало в контексте теракта, но способность мыслить рационально не задела.
– Дальше, – глухо произнес он, вновь устраиваясь в кресле.
Стрельников его понял. Изменил позу, перестав давить вызовом.
– Наибольшее количество погибших и тяжело пострадавших во втором общежитии, – уже без внутренней экспрессии произнес он. Всего лишь констатация факта. Не более.
Андрей, вспомнив схему разводки горячего водоснабжения, дернул головой:
– Неожиданно!
Схема была не последовательной, а параллельной. От своей котельной отдельные ветки на здание университета, стадион и общежития.
У той, что их интересовала, центральный узел находился в техническом блоке, стоявшем у самой границы студенческого городка. Оттуда трассы уходили на каждый корпус.
Если токсин попал в систему через центральный узел, что было подтверждено экспертами, то его распределение должно было выглядеть относительно равномерным. Все отклонения только в связи с нюансами использования горячей воды.
– Насколько все… – хмуро посмотрел он на Стрельникова.
– Тридцать восемь процентов, – не дал ему закончить Стас.
– Ни хрена себе! – оценил сказанное Андрей.
По предварительным отчетам, просыпались общежития равномерно. Никаких нулевых пар или иных причин, чтобы студенты одного из корпусов поднялись в это утро раньше остальных. Да, имелись те, кого называли ранними пташками, но это опять же укладывалось в равномерное распределение. Как и спортсмены-любители, начинавшие свое утро с пробежек.
– Вот тебе и ни хрена, – мрачно согласился с ним Стрельников. – Аналитики предположили, что в систему второго корпуса токсин был введен дополнительно.
– Запрос передали? – осознав сказанное, подобрался Андрей.
– Обижаешь? – оскорбился Стас.
Не время и не место…
Сбить градус напряжения Стрельникову вполне удалось.
– Контролирую, – давая понять, что оценил усилия, фыркнул Андрей. – Проверили?
– Ждем ответа, – тут же стал серьезным Стрельников. – Но это еще далеко не все.
– Да уж сообразил. – Занимая руки, Андрей включил настольный компьютер.
Уголок губ Стаса дернулся, но это была единственная реакция на его действия. Стрельников и сам предпочитал, чтобы оперативная сводка всегда была визуально доступна.
– Во втором корпусе проживают студенты трех факультетов: химического, биологического и биофармакологического.
– А это что за зверь? – несколько удивился Андрей.
– Хороший вопрос, – криво усмехнулся Стрельников. Рывком поднялся, отошел к окну. Встал, заложив руки за спину.
Андрей проследил за ним взглядом.
Утро выдалось холодным, но ясным.
Осень…
Метеорологи утверждали, что ненастье долго не продлится, сменившись пусть и умеренно, но теплой погодой, однако в это тяжело верилось.
Настроение было не то.
– Биофарм открыли три года назад, – продолжил между тем Стрельников. – Не выпустили еще никого, но направление считается перспективным, и все студенты уже расписаны – поступали под патронажем родов, занимающихся фармакологией. А некоторые и перекуплены по два-три раза.
Андрей откинулся на спинку кресла, продолжая взглядом сверлить спину Стаса.
Если то, что он пока еще не произнес, было правдой…
– Рогозины, Филипповы, Ромашовы, Булгарины, Гогадзе, Чернышевы, Ушаковы, – развернулся к нему Стрельников. – Рогозины – Урал. Ромашовы и Филипповы – Западная и Восточная Сибирь. Чернышевы – Дальний Восток. Гогадзе – юг. Ушаковы – Москва. Для иногородних студентов, заключивших предварительный договор с этим родом, построили доходный дом, в котором они за минимальную стоимость снимают квартиры.
– Одним ударом от всех конкурентов… – сложив руки на груди, нарочито спокойно протянул Андрей. – Что по другим факультетам?
– Масштабы не те, но картина схожая, – подтвердил его предположение Стас. – Если мы правы в своих догадках, то производства Ушаковых в скором времени окажутся в выгодном положении, получив молодых специалистов. А вот у других…
Андрей, воспользовавшись паузой, поднялся. Подойдя к Стрельникову, встал рядом. Как и Стас, спиной к окну.
В отличие от оперативного зала, где у него имелся свой уголок, кабинет был небольшим, но вполне функциональным. Все, что нужно для работы, под рукой. Стол, удобное кресло, комп, большой экран на стене, узкий, темного дерева, шкаф-пенал с книгами. Не всеми, конечно, тех у него было много, самыми дорогими, читаными-перечитаными. Ну и кофейный аппарат. Едва ли не единственный трофей, оставшийся на память о Персидском конфликте.