Офицеры власти. Парижский Парламент в первой трети XV века - Сусанна Карленовна Цатурова

в его отношениях с другими институтами и корпорациями. Здесь, как и в других вопросах, Парламент отстаивает свое особое место в обществе, отвечающее важности исполняемых им функций, поэтому, когда в Париже готовились к приезду короля «двух корон» Генриха VI и чиновники Палаты счетов хотели идти вместе с Парижским Парламентом в торжественной процессии, им отказали, ссылаясь на четкое место каждого института в иерархии общественного устройства: «Кажется более подобающим, чтобы каждая Палата, коллегия или университет, едино (uniement), каждая в отдельности (a par soy), не смешиваясь с другими, предстала перед королем» (10 июня 1430 г.).

В этой связи самыми сложными были отношения Парламента с Парижским университетом. Парижский университет обладал равной Парламенту монополией, но в сфере идей. К тому же в этот период он имел даже собственную юрисдикцию[310]. Наконец, моральный вес Парижского университета во Франции перевешивал парламентский. Правда, в исследуемый период этот авторитет пошатнулся: ему нанесли невосполнимый ущерб папская схизма, Столетняя война, открытие новых университетов во Франции, и вмешательство университета в политику должно было это компенсировать[311].

Едва ли не самым драматичным обстоятельством, определившим сложность взаимоотношений Парламента и университета, был тот факт, что все парламентарии были выходцами из университетов, их связывали общность образования, прежние университетские узы, просто дружба с бывшими однокашниками и почтение к учителям.

Однако разная служба в государстве превращала прежних друзей в соперников и даже в идейных противников: Парижский университет первым разглядел и пытался остановить опасный для общества рост власти чиновников[312]. В ответ Парламент, например, защищая свой налоговый иммунитет, не спешил признать такие же права за университетом, и когда последний обратился в Парламент с просьбой подтвердить освобождение университетской корпорации от уплаты очередного налога, парламентарии придрались к форме (mie in forme debita) письма и объявили его «опасным и предосудительным», наносящим ущерб Парижу (23, 24, 30 июня 1419 г.).

Сложность отношений с университетом можно понять из следующего эпизода. Ректор Парижского университета пригласил на собрание университета всех парламентариев, которые были когда-то его студентами и здесь получали ученые степени, но сделал это в неподобающей, по мнению Парламента, форме — прислал студента с письмом и с наказом всем «присягнувшим Университету (jurez) быть на этом собрании». В ответ Парламент обрушивает на голову студента и в адрес ректора возмущенную отповедь: «Это вовсе не подходящий способ… учитывая положение (etat) Палаты, которая не является подчиненной (subjecte) или присягнувшей (jurez) никому, кроме короля». Так клятва чиновника служить королю, и никому другому должна, по мнению парламентариев, освободить его от всех прежних клятв и обязательств. Однако связь с университетом сохраняла свою ценность для его питомцев, и Парламент делает уступку, советуя ректору попросить каждого в отдельности, «кто приносил клятву университету», пойти на собрание, «и было передано этому гонцу, чтобы сказал ректору, и чтобы впредь больше так не поступал». В итоге гонцу пришлось оправдываться перед Парламентом, что так было сделано не из неуважения, а всего лишь «для быстроты (brifté)» (22 ноября 1410 г.).

О стремлении университета опереться на такие связи говорит демарш, предпринятый им в период восстания кабошьенов. Тогда, став во главе программы реформ, предложенной кабошьенами, университет решил заручиться поддержкой Парламента. На заседание пришли представители университета вместе с купеческим прево и эшевенами Парижа, рассказали об основных требованиях восставших и «просили, чтобы Суд присоединился к им… и отправил нескольких из Палат заседаний быть вместе с ними для осуществления этих требований». Кроме того университет прямо обращается к своим выпускникам и рекомендует им вспомнить об обязательствах перед Alma Mater: «Запретили под угрозой быть клятвопреступниками (sub pena perjurii) тем, кто присягал им, как-то мешать этому». Однако парламентарии сказали, что «не могут присоединиться, ни встать на их сторону, учитывая положение Суда, хотя во всем, в чем смогут помочь или содействовать, всегда будут к услугам». Так же Парламент отказался делегировать своих чиновников к восставшим, ссылаясь на допустимость сделать это только по приказу короля и его Совета. Наконец, в отношении тех чиновников, кто связан с университетом клятвой, Парламент рекомендует гибкость: «Суд уверен, что присягнувшие университету постараются не делать ничего, чего делать не следует». Такая обтекаемая форма оставляла чиновнику право следовать той клятве, которую он считал важнее всего, но Парламент явно рассчитывал, что это будет клятва королю (17 февраля 1413 г.).

Отстаивая свою независимость и неподчиненность никому, кроме короля, парламентарии в то же время следили за тем, чтобы университет не забывал приглашать их на очередные собрания выпускников, и обижались на невнимание. Так был обойден Клеман де Фокамберг, которого не пригласили в 1425 г. на очередное собрание (месса и обед) в коллегию нотариусов в церкви Целестинцев, хотя он там бывал ежегодно «согласно чести и прерогативе секретаря Парламента» (6 мая 1425 г.). О чести Парламента идет речь, когда президентов и советников пригласили присутствовать на завтраке в школе канонического права и на вечерне, а на следующий день — на начале занятий и на обеде в Hotel Dieu. Парламент заметил пришедшей делегации, что «по таким поводам вовсе не имеет обыкновения прекращать заседания», но не возражает, если «отдельные (singuliers) захотят туда пойти» (14 июня 1426 г.). В итоге 18 июня Парламент прекратил работу, так как «многие советники пошли из Суда в школу (Escoles)», и вся предшествующая риторика должна была лишь подчеркнуть, что это делают отдельные чиновники, а не учреждение в целом.

Так в самооценке парламентариев четко проступает их претензия на особый статус в обществе. И в самоназвании парламентариев, отличном от всех прочих чиновников, и в названии института, сохранившем связь с Королевской курией, видно, что Парламент в своих претензиях и привилегиях насаждал в обществе образ совершенно особенного служителя государства, каковым должен был представать парламентарий. Все эти усилия в целом служили укреплению авторитета не только самого института, но и судебной королевской власти, формированию в обществе уважения к зарождающемуся сословию профессиональных служителей нового культа — государства[313].

§ 2. Интерьер парламентской корпорации

Корпоративный принцип функционирования Парижского Парламента способствовал формированию определенных взглядов и системы ценностей. Он благотворно сказался на работе института, комплектовании персонала, участии в политической жизни общества. Однако едва ли не самым значительным последствием стало формирование общности парламентской среды, восприятия парламентариями себя как группы людей, связанных общей клятвой, работой и взаимной ответственностью. Вовсе не авторским произволом вызвано употребление на страницах этой книги выражений типа «Парламент решил», «Парламент приказал»… Именно Парламент, нерасчленённо и едино, выносит решения, действует, советует и защищается. Интересно узнать, как достигалось такое единство, что оно подразумевало,