Выпускник. Журналист - Мэт Купцов

— Виктор тебя еле узнал, когда приезжал.

Мама смотрит на меня так выразительно, что я понимаю, вот он тот самый главный вопрос, из — за которого она приехала.

— Что он хочет? — поглощаю мороженое, глядя на переносицу мамы.

— Беспокоится о тебе. Хочет, чтобы ты доучился этот год и в курсанты шел. Говорит, нечего тут делать, штаны просиживать.

— Тут — это в столице?

— В журналистике.

— Какие у него претензии к ней? Никак в толк взять не могу.

— С твоим характером? Опасно это. Ты же прекрасно знаешь, что здесь есть только два выбора. Либо ты пишешь статьи про достижения партии, либо ходишь по лезвию ножа, раскрываешь различные дела нехорошие. Уверены мы, что ты выбрал второе, и нам это не нравится. Пойдешь в милицию или в военные, будешь там на своем месте, и под присмотром Виктора. И характер твой будет при деле.

— Мама, — вскидываюсь я, проявляя тот самый характер с гремучей смесью непокорности, желания быть в центре событий, и воздействовать на них. — Мой выбор обжалованию не подлежит, и обсуждению также. Твоя воля, ты бы меня в биологи или географы отправила, в преподаватели. Чтобы тебе спокойно жилось. А я мужик. Мне нельзя прятаться, понимаешь?

— Сынок, я все понимаю, — прячет слезы, достает из кармана платок, смахивает ручейки соленые с глаз. — Но я прошу тебя не рисковать. Если хочешь быть журналистом, будь им. Только прошу, пиши про сельское хозяйство и достижения партии.

— Хорошо, — отвечаю, сцепив зубы.

— Ты в партию будешь поступать? Готовишься уже?

— Мама, я подумаю об этом завтра. Ладно?

Кивает.

Спустя час, провожаю ее на электричку, сам еду к Нике. Вдруг, от майора свежая информация поступила.

Время позднее, Ника уже должна быть дома. К сожалению, ее там нет, как и света в окнах, и дверь не открывает.

Еду по адресу, который еще не забыл. В дом, где совсем недавно провел ночь.

После информации о нападении на студентку МГИМО мне неспокойно, и я хочу точно знать, что с Валентиной всё в порядке. Не знаю почему, но хочу, и всё тут.

Подхожу к дому, высчитываю окна — в окошках сослуживицы света нет.

Время уже позднее. Странно.

Слышу за своей спиной легкие шаги, бросаюсь за угол дома, и оттуда наблюдаю за тем, как Валентина в белой шубке и вязанной шапочке бежит к подъезду. Сама трусишка оглядывается, по сторонам смотрит, как бы кто не шел за ней, а сама возвращается в ночь.

Что за странный народ — женщины.

Борюсь с желанием выйти из укрытия, обнаружить себя. Но это только первые секунды, очень быстро вспоминаю, зачем пришел. Интерес я свой удовлетворил, свободен.

Подъездная дверь захлопывается громко, в такт моим мыслям, и я топаю к остановке.

Возвращаюсь в общежитие чуть раньше обычного — в десять, но не успеваю прошмыгнуть в дверь, как меня окликают.

— Сомов!

Оборачиваюсь резко, поскальзываюсь на слякотной луже, но балансируя, удерживаюсь на ногах. Только чертыхаюсь.

— Башку не расшиби, ты нам еще пригодишься, — слышу у себя за спиной.

Всматриваюсь в темный силуэт…

Глава 23

— Вы кто? — спрашиваю, но с места не схожу. Понимаю, что слишком скользко, а подошва у меня явно без шипов.

— Я — твоя смерть, — цедит силуэт. И в этот момент тяжелая дверь открывается и оттуда выходит Маша Сергеева собственной персоной.

— Машка? Ты куда на ночь глядя?

— Тебя встречать.

— Чай не женаты, зачем тебе меня встречать.

На Маше осенняя куртка, на голове платок. На ногах туфли.

— Замерзнешь, дурында, — говорю без эмоций.

Но на лице девчонки появляется улыбка. Ей явно импонирует, что я беспокоюсь на ее счет.

— Я хотела с тобой поговорить.

— Давай не сейчас…

— Сейчас! — настаивает, губы надувает.

Оборачиваюсь, смотрю на того, кто мне пять минут назад угрожал, но его уже след простыл.

Испугался свидетеля? Его проблемы.

— Идем, — беру девушку под руку, завожу в здание.

— Я не хочу, чтобы нас видели, — шепчет она, вглядываясь в длинный коридор.

— Предлагаешь затаиться в уголке? — усмехаюсь я, и в моих мыслях явно нет ничего доброго или злого, я без умысла спрашиваю. А девчонка реально тащит меня в угол. — Лучше так, лишь бы не видели.

— Послушай, Маша, да не наша, у меня нет к тебе симпатий как к женщине, понимаешь? Мы товарищи, вместе учимся. Я к тебе тепло отношусь потому, что мы с тобой советские люди, должны заботиться друг о друге. Ведь не чужие, у нас мораль одна, цель общая — коммунизм строить мы с тобой должны.

— Ты здоров? — Маша накрывает мой лоб теплой ладонью. Я бы ее оттолкнул и ладонь сбросил, но здесь темно, в том самом углу, куда она меня затолкала, поэтому я не брыкаюсь.

— Здоров. А ты чего?

— Я хотела сказать, что комсорг ходит по всему общежитию, ищет того, кто вместе с ней против тебя пойдет. Но девчата просили меня передать тебе, чтобы ты не волновался, мы с тобой. Никто из девочек против тебя не выступит.

— Вот оно что, — выдыхаю с облегчением. — Я и не волновался. Знаю, что ребята за меня горой встанут.

— Мы комиссарше так и сказали, если посмеет, бойкот ей объявим. Сама будет свои стенгазеты рисовать, петь, хороводы водить, на митинги ходить.

— Спасибо тебе Маш, и за варенье, и за добрые слова.

— Это тебе, Макар спасибо. Если бы не ты и Сашка, я бы в беду попала. А так я всё поняла, осознала. Теперь, когда мне скучно, не ищу приключений, а учусь.

— Чему учишься?

— Вязать. Крючком. Спицами.

Мой немного сбитый с толку взгляд заставляет Сергееву уточнить информацию:

— Я по Журналу Мод вяжу, там обучают, как связать вещь. Хочешь я тебе шарф свяжу или рукавицы?

Чтобы поскорее отвязаться от Машки, киваю.

— Расходимся по одному, — командую я.

— Слушай, а чего эта Веселова прицепилась к тебе? Вы поцапались с ней?

— Нет. Она вдруг решила, что мою душу нужно очистить от капиталистических замашек, и привести ее за руку к светлому коммунистическому будущему.

— Ты с ней в партию идешь?

— Нет. Я никуда не иду, поняла? Заруби это себе на носу. Я сам решаю, куда мне идти в этой жизни.

Твою мать! Что же это такое.

Я в новой жизни, а женщины здесь пытаются сказать мне, куда идти? Не бывать такому.

В той жизни жена меня со списком в магазин пыталась отправлять. Я не хотел ругаться по пустякам, молчал. Мужику полтинник, а она ему список на