Выпускник. Журналист - Мэт Купцов

Громко ржем. Как ни крути, любой разговор всегда возвращает к ним — к женщинам.

В двенадцать тушим огни, засыпаем быстро, едва голова касается подушки.

Мне снова снится чертовщина — то мать с причитаниями, то майор Волков с его мрачной рожей, то пафосная Ника с пилкой в руках, то Валя со сковородой в руке, и я никак в толк не возьму, будет она меня кормить или воспитывать. Уж слишком грозный вид у девчонки.

Все чего — то хотят от меня.

А я стою столбом молчу.

Просыпаюсь по звонку будильника, вроде выспался, но какой — то разобранный. Помятый.

А каким мне еще быть если в голове тебе крутится весь этот дурдом?

Утро начинается со стандартного ритуала. Топаю в душ, к умывальнику, чищу зубы, пытаюсь причесаться. Отмечаю что рожа заросла, как у неандертальца. Бреюсь бритвенным станком, и конечно же оставляю на лице два пореза.

Черт. Теперь пластырь клеить.

В десятый раз за месяц думаю о том, что давно пора купить электробритву «Неву» или «Ракету».

Возвращаюсь в комнату, клею два кусочка пластыря на порезы. Пока пью чай, кровь останавливается.

— Купи электробритву, — учит меня жизни Колян, который у нас в комнате самый неандерталец из всех.

Выглядываю в окно — конец ноября. Погода сырая — ни зима, ни осень. Что — то непонятное. Уж скорее бы снегом всё присыпало. Капли воды с крыши капают, некоторые попадают на окна, оставляют грязные разводы. На душе мутно.

Совершаем с парнями очередной рутинный ритуал — идем на занятия в учебный корпус. По дороге нам встречаются девчонки — Сергеева Маша в короткой юбчонке, радостно улыбается, а вот Лидия в темном платье с белым воротничком — даже не смотрит в мою сторону. Воротит нос от меня.

К чему бы это? Неужто к хорошей погоде. Или к пурге?

Были давления, уговоры, теперь что?

Новая политика партии, похоже. Комсомолка наша, коммунистка, видать, что — то снова затеяла. Затейница, мать ее. Такая если пойдет клепать политику партии, пролетариату придется туго.

Знать бы, что именно она затевает, чтобы не нарваться.

Не нравятся мне такие барышни с тараканами в голове.

Иногда думаешь, лучше бы побольше плодилось таких, как Машка — красивых, но не очень умных, понимающих, что в женщине главное не ум. Красивые женщины, выйдут замуж, спрячутся за спину мужа. Тому отдуваться. Тогда по логике вещей получается, что «Маши» умнее, чем «Лидочки».

Снова бросаю взгляд на Машку — улыбается радостно, будто повышенную стипендию назначили. Но я — то знаю, что не видать Маше больше тридцати пяти рублей, потому что у нее четверок полно.

А вот Лидия… Лидка эта, наша вечная комсорг похожа на черного ворона, кружащего над добычей, в этом своем черном платье,

Даже посмотреть в мою сторону не удосужилась. Отмечаю, что меня заинтриговывает данный факт.

Я уже привык, что девчонки клеются ко мне, а эта строит из себя царицу темного царства.

Не в настроение сегодня товарищ партиец.

Ну и фиг с ней. Ухожу вслед за парнями в аудиторию.

После скучнейших пар, на которых я схемы рисовал по поимке Игнатова, нарисовывается интересное дельце — обед.

В столовую мы бежим резво, с хохотом. Прям чувствуется соревновательный момент — кто быстрее, тот очередь займет на всю ораву. Прибежишь последним, будешь пропускать впереди себя всю голодную толпу.

Отоварившись, с подносом топаю к тарелке с бесплатной капустой, и хлебом. Кладу на поднос восемь кусков — по два на каждого, и в этот момент меня толкают в спину.

Ничего себе. Что за дела?

Оборачиваюсь. Передо мной Лидия — темнее тучи.

— Есть новости, Макар? — голос, как будто она — сам товарищ Брежнев, только без его бровей. Про которые в народе шутят, что брови Брежнева это усы Сталина, но на более высоком уровне. И требует комсорг также как он. Безоговорочно. Сверлит борзым взглядом.

Вот оно! Мне же во сне снилось, что все от меня чего — то требуют. Кошмар начинает осуществляться.

Молчу, чтобы чего плохого не случилось. Не собираюсь ввязываться в её игры. Лидка явно затевает что — то партийное, а мне в её игре быть неинтересно. У меня свои планы на жизнь.

— Нет работы, Лидия. Занятия по расписанию.

Даже если бы были, я бы не хотел, чтобы именно наш комсорг работала со мной плечо к плечу в газете, она явно что — то затеяла, вижу это по ее хитрым глазам.

Могла бы попытаться в другую газету попасть внештатником, но ей обязательно нужно быть рядом со мной. К чему бы это? В чем — то подозревает меня и хочет доказать свою правоту?

— Нет работы? Для меня?

— Самим не хватает заданий. Редактору не нужны зеленые внештатники, ему только опытных подавай. А у тебя же нет опыта в написании статей на заданные темы. А свои темы от студентов не нужны.

— Я не глупее тебя!

Кто бы сомневался.

— Я и без доказательств разберусь с тобой, — угрожает мне.

— Всё — таки ты не работу искала, а хотела меня уличить. В чем?

— В нетрудовых доходах!

— Может, я вагоны разгружаю по вечерам, тебе — то что с этого?

— Я комсорг. Отвечаю за твое коммунистическое воспитание.

— Я — комсомолец, не коммунист, — цежу через зубы.

— Ах! — ахает. — Вот ты и признался, что плохо относишься к партии.

— Ты не переворачивай мои слова, я всего лишь хотел сказать, что не подавал заявку на вступление в партию и у меня нет членского билета. Впрочем, как и у тебя.

И тут до меня доходит, что Лидия, выслуживаясь перед кем — то, хотела меня использовать, дело состряпать, и себе в заслугу вменить, что раскрыла вражеский антисоветский элемент.

Свирепею.

Это ее месть за то, что я отказался от всех активностей?

— Тогда мы вынесем тебя на собрание, разберем твои выходки, — угрожает. Прямо орудие идеологии, а не человек.

Ну и черт с тобой. Моя жизнь — это не бюллетень, чтобы её комсорг подписывал. Зло огрызаюсь:

— Если хочешь настроить против себя ребят и девчат, дерзай, — говорю ей в лицо, без запинки. — Ты же понимаешь, что за меня все горой стоят. Хочешь соревноваться? Это не комсомол, тут зубами надо рвать.

Она глазами сверкает, как будто на заводе работает и у нее недостача в отчетах.

— Ты их подкупил, мы и их разберем позже. Все ответят за антисоветское поведение.

— А ты сама — то не боишься замараться? Ты ведь в партию планируешь вступить?