Выпускник. Журналист - Мэт Купцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот как? — задумчиво глядит на меня.
Дальше едем и идем молча.
Мой расчет оказался верным, я сбил девушку с толку.
Подходим к подъезду дома.
— В центре живешь?
— Бабушкина квартира.
— Бабушка дома? — спрашиваю, как бы, между прочим.
Девушка мотает головой.
— Она старенькая стала, болеет сильно, родители ее к себе забрали. Они недавно получили квартиру большую в новом микрорайоне.
— А тебя одну значит, оставили?
Кивает. Смотрит, прищурившись, будто решает, пустить или нет.
— Зайдешь?
— Зачем? — спрашиваю, глядя прямо ей в глаза.
Тупит взор.
— Поговорить о советском кино. Я расскажу, что мне нравится, ты — что тебе. Чай попьем. Если голодный, колбасой накормлю.
— А тебе не нужно отдыхать или к учебе готовиться? У Вас там в МГИМО на факультете журналистики лютуют преподаватели, небось.
— Не беспокойся, у нас всё также, как и у вас. Спрашивают, что положено, — улыбается.
Поднимаемся на шестой этаж на лифте. Подходим к добротной двери. Валя долго возится со связкой ключей. Я бы ей помог, но смотреть на старания девушки приятнее. Разглядываю ее — всё — таки интересная она со всех сторон — и с женских, и с человеческих.
Спустя пять минут хожу в ее сопровождении по огромной трехкомнатной квартире. Здесь всё как у многих в 1976 году в СССР — стенка, в ней югославский хрусталь, стол, телевизор. В комнате — кровать и швейная машинка, на полу темный ковер, на стене — ярко — красный.
— Шьешь?
— Конечно, машинка бабушкина. Зингер. Электрическая. Но я могу тебе на ней что угодно сшить.
Следую за хозяйкой на кухню. В центре над столом абажур, кухонный гарнитур распростерся через всю кухню.
Гостиная и две спальни.
— В этой жила бабушка, а я — в той, — показывает на вторую спальню. Папа с мамой спали в гостиной, — показывает на большой диван.
По нехитрым вещам понятно, что у родителей стабильный доход, и деньги, отложенные на сберкнижку старательно тратятся на приобретение вещей, как у всех.
В магазинах сейчас много красивых вещей. Это раньше стояли серванты и буфеты, сейчас их заменили стенками, пришедшими из ГДР и Югославии. На кухне теперь стоит красивая и практичная мебель.
Беда одна на всех — товара на всех желающих не хватает и из — за дефицитов нужно выстаивать многомесячные очереди, чтобы купить телевизор или пару кресел с модным журнальным столиком.
— Достань посуду из стенки, — говорит Валя, — показывая на бокалы и тарелки.
— Ты уверена? Вдруг разобьем?
Она склоняет головку на бок, и у меня в груди щемит. Валюша уже успела волосы распустить, и они упали на грудь, переместив мое внимание именно туда.
— Ну давай, — подбадривает она меня, пододвигая к нам журнальный столик, с телефоном цвета слоновьей кости.
Открываю дверцу, и она виснет, оставаясь у меня в руках. Шуруп вылетает, падает на пол.
— Валь, отвертка есть? Неси.
Чиню дверцу, спустя пять минут уже сидим за журнальным столиком, накрытым ужином.
— Кем у тебя работают родители?
— Папа — на заводе, мама — преподает в МГИМО, она профессорская дочка.
— Вот как? Неравный брак?
— Что? — хлопает на меня серыми глазищами. — Что ты сказал?
Вспоминаю о разговоре с Леней — он посмеялся над тем, что отец Валентины на заводе работает. Значит, неправда это. Девушка не доверяет мне пока, поэтому рассказывает тоже, что и всем. Ясно. Подождем. А пока я меняю тему разговора.
— Ну… я… — ты очень красивая, — протягиваю руку, и убираю выбившуюся прядь волос ей за ушко. — Музыка есть? Потанцуем?
Кивает. Уходит в свою комнату. Не дожидаясь иду за ней.
Валентина в домашнем легком платье стоит у катушечного магнитофона, скручивает пленку обратно на начало, а я подхожу к ней сзади, обнимаю ее. Мои руки на ее руках. Она в моем капкане.
Реакция радует — Валя не вырывается, не артачится, она молча ждет, замерла.
Я же зарываюсь носом в ее волосах, покусываю кожу шеи.
Девчонка тихонько вскрикивает, а мои руки ползут по ее бедрам.
Как же я замучился сегодня ждать этого волшебного момента!
— Выключи свет, пожалуйста, — просит Валя, нажимая на кнопку включения на магнитофоне.
Музыка льется, и я оглаживаю упругие женские бедра.
— Мне стыдно… я в первый раз, — шепчет Валюша. — Выключи свет.
— Сейчас, — делаю два шага назад, гашу свет.
Конечно, я бы хотел рассмотреть аппетитную фигуру девчонки, но раз она просит без света, то придется на ощупь.
Утром рассмотрю, как следует.
Глава 21
Просыпаюсь. Холодно, будто не в кровати, а на вокзале ночь коротал.
Открываю глаза — вокруг темень.
Тянусь к тумбочке, привычно, но… стоп. Где тумбочка? Вскидываю голову, сажусь. Ощупываю пространство вокруг. Вместо тумбочки — пустота.
Кровать тоже не моя.
И тут рука касается чего — то теплого, мягкого. Нащупываю под одеялом женское тело. Вспоминаю ночь, блаженно улыбаюсь. Я б повторил.
А еще думаю о том, что если бы остался в старом теле, то не видать мне этой ночи.
Физически я бы смог повторить все те виражи и кульбиты, что сегодня вытворял, с физической подготовкой у меня и в полтинник проблем не было. ЗОЖ, все дела. Жизнь прожил, поле перешел, но сохранился.
Проблему бы мне создала жена Маринка!
— На лево не ходи — так и заявила в ЗАГСе. — Собственница, мать ее!
Но теперь мне отчитываться за свои приключения не нужно. Хорошо быть молодым и горячим, не иметь обязательств перед женой.
Понравилась девушка, ты ей, и вот уже получено обоюдное согласие. Давай, вперед, на амбразуру.
Нахожу очередной плюс нахождения в новом теле и в новом деле. Блаженно улыбаюсь второй молодости.
Русая головка Вали шевелится, поворачивается в мою сторону, и я сразу оживляюсь.
Милое лицо ещё прикрыто одеялом, только глаза видны, но они пока закрыты.
— Привет, красивая, — протягиваю руку и глажу девушку по голове. Волосы мягкие, шелковистые.
Открывает глаза, смотрит на меня, но я не могу считать эмоции и настрой, потому что темно в комнате.
— Помнишь меня? — улыбаюсь широко.
— Макар, ты уже проснулся и шутишь? Мне бы так. Я жутко не выспалась.
— Хорошая девочка. Поделишься одеялом? Я тут малость подмерз.
Валя еще спит, и не совсем понимает мою хитрость. Щедро делится одеялом. Мне не было уж так холодно, чтобы укрыться, а вот к женскому телу хотелось быть поближе.
— М — м, — мычу от удовольствия, в порыве крепко прижимая Валюшу к себе. — Спасибо тебе за ночь…
Только сейчас до Синичкиной доходит, что