Отрешись от страха. Воспоминания историка - Александр Моисеевич Некрич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Книга была также тепло встречена печатью социалистических стран, опубликовавших рецензии и обширные извлечения из книги. В настоящее время «1941, 22 июня» переводится в Польше, Чехословакии, Венгрии.
Наконец, письма, полученные автором и издательством «Наука» от читателей, также свидетельствуют о благоприятной реакции общественности на выход книги «1941, 22 июня».
Можно было бы привести много примеров из писем читателей, но ограничусь лишь одним: писатель К. Симонов прислал благодарность автору «за важную и честную книгу на самую трудную тему».
Таковы факты.
В связи с выступлением Н. Н. Михайлова по поводу моей книги я хотел бы обратить Ваше внимание на ту кампанию, которую ответственные руководители Комитета по делам печати ведут уже несколько месяцев против книги и ее автора. Причем, приемы, к которым они прибегают, воскрешают в памяти зловещие времена культа личности. Вот несколько примеров.
Комитетом были заказаны закрытые рецензии (т. е. гарантирующие сохранение анонимности) научным учреждениям и отдельным лицам. Однако результаты оказались для «заказчика» разочаровывающими, так как большинство полученных рецензий были положительными, и, таким образом, попытка учинить разгром книги «от имени общественности» оказалась сорванной. Обсуждение книги в Институте марксизма-ленинизма также оказалось неблагоприятным для некоторых лиц из Комитета по делам печати. Тогда против книги началась кампания по административно-пропагандистским каналам. Пользуясь своим служебным положением, руководители Комитета выступали на разного рода совещаниях с заявлениями, очерняющими книгу и ее автора.
Здесь работникам Комитета удалось достигнуть некоторых «успехов»: ряд журналов, собиравшихся опубликовать на книгу положительные отзывы, вынуждены были от своего намерения отказаться («Наука и жизнь», «Новая и новейшая история»). Имеются и другие факты того же порядка.
Конечно, не исключено, что Комитету удастся в конце концов «пробить» где-нибудь отрицательную рецензию. Ведь нажим оказывается колоссальный...
В заключение мне хотелось бы сказать еще следующее: в только что вышедшем из печати номере «Военно-исторического журнала» (1966, № 6) опубликована статья первого зам. министра обороны маршала А. Гречко, посвященная 25-летию нападения Германии на Советский Союз (она же в несколько сокращенном варианте напечатана в журнале «Новое время» № 25 от 17 июня с. г.). Основные положения и выводы этой статьи полностью совпадают с интерпретацией событий и выводами автора книги «1941, 22 июня». Решится ли Комитет по делам печати обвинить и маршала Гречко в «тенденциозности и односторонности»?!
С уважением
доктор исторических наук, ст. научный сотрудник Института истории АН СССР
(А. М. Некрич) 21 июня 1966 года»
В феврале 1966 года в Москве прошел процесс над двумя писателями — А. Д. Синявским и Ю. Даниэлем. Оба они печатали свои произведения под псевдонимами за рубежом. Их обвиняли в том, что будто бы в своих произведениях они выступали за свержение советской власти. «Новым словом» в советской юриспруденции было то, что личность обвиняемых и их литературных персонажей идентифицировалась судом. И таким образом обвиняемым приписывали высказывания и намерения... героев их произведений! Вот на каком уровне находится закон в нашей стране. Второй примечательной особенностью процесса было то, что в нем в качестве свидетеля обвинения приняла участие литературный критик 3. Кедрина, которая и старалась доказать виновность подсудимых выдержками из их литературных произведений. Принял участие в качестве эксперта по вопросам лексики известный ученый-лингвист В. В. Виноградов.
Многие московские интеллигенты были возмущены процессом, но многие возмущались Синявским и Даниэлем, зачем, мол, они писали под псевдонимами, а не под своим собственным именем. Иезуитизм и нечестность этих рассуждений прямо «били в нос»: печатать под своим именем или под псевдонимом — разве это не личное дело писателя? Кстати, в России всегда была традиция выступать под псевдонимами. Никому, например, не придет в голову упрекать В. И. Ульянова за то, что он выбрал себе литературный псевдоним Н. Ленин! Скрябин выбрал псевдоним Молотова, Бронштейн — Троцкого, а Джугашвили — Сталина. Да мало ли, очень часто политические деятели оппозиционных направлений, а не только писатели предпочитали не выступать под своим собственным именем, а под псевдонимами.
Меня в этом процессе не столько обескуражило поведение Кедриной, которая, возможно, была близка к органам безопасности, сколько академик Виноградов, действительно значительная фигура в науке, который согласился принять участие в этой судебной расправе.
Процесс Синявского — Даниэля и был рубежом между антисталинизмом Хрущева и конформизмом Брежнева. Очень скоро, буквально в течение нескольких последовавших за процессом месяцев, мы почувствовали резкое ухудшение политической ситуации внутри страны. Я был одним из первых, кто ошутил это на своей собственной шкуре. Но все-таки до начала нового этапа моих волнений оставалось несколько месяцев. А тем временем...
...Тем временем мы отправились с Надей, моей будущей женой, в Литву на чудное озеро Дубянгяй и провели там наш неофициальный медовый месяц. Мы поженились спустя полгода в самый разгар бури, разразившейся надо мной.
Возвратимся, однако, назад, ибо «дело Некрича» невозможно правильно понять, не зная того, что происходило в эти годы в Институте истории Академии наук СССР.
* * *
14 октября 1964 года я уехал с туристической группой нашего Института в Финляндию на 9 дней. Смещение Хрущева застало нас в Хельсинки. Здесь произошел любопытный эпизод. Корреспондент хельсинской газеты спросил одного из моих коллег: «Слышали ли Вы о смещении Хрущева?»
— Нет, — ответил тот.
— Но что Вы думаете об этом?
— Нас это не интересует! — отрезал мой коллега.
Ответ был, конечно, потрясающим, но в нем и заключалась квинтэссенция поведения «хомо совьетикус», который больше всего на свете боится попасть на газетные полосы иностранной печати. Да и в самом деле, ведь ему могли бы никогда больше не разрешить выезжать за границу...
Вернувшись из Финляндии, я узнал, что меня заочно выбрали в партийный комитет Института. Кажется, я шел чуть ли не последним или предпоследним по количеству полученных голосов. Затем я был переизбран дважды, в 1965 и в 1966 году. Таким образом, в составе парткома я был в течение 3-х очень непростых и для Института, и для меня самого лет. Партком состава 1964 года был избран сразу же после смены руководства партией, и