Три Царя - Игорь Маревский

много тел. Семирод, что есть сил, бросил сани перед собой, которые кубарем скатились с холма, и отправился за ними. Он часто дышал, но уже не болотом, однако от этого становилось еще хуже.

Перелезать через частоколы и заборы не было нужды, их больше не существовало. Старик шел по улочкам, то и дело ступая в лужи крови и оторванных конечностей, если бы ни его прошлое, мужчину бы вывернуло на месте.

Отвратительный запах гнили, разложения и предсмертного испражнения. Семирод шел, переходя на бег, и надеялся найти хоть кого-нибудь в живых. Он всё чаще натыкался на созданий, монстров, как он описывал их в своей голове на тот момент, потому что иначе их назвать было нельзя.

Изуродованные и к счастью мёртвые куски плоти, внешне крайне отдалено напоминающие нечто живое, заполонили хутор вместе с телами когда-то здесь живущих. Маленькие и совсем огромные, пронзённые неизвестными мечами, размноженные неизвестными молотами. Здесь произошло настоящее побоище, но никто из жителей не смог бы оказать такое сопротивление.

Хутор насчитывал добрые две сотни жителей, что покоились в братской могиле. Семирод шел трусцой по улочкам, его губы дрожали, а на глазах наворачивались слезы. Он не мог поверить тому, что показывали его глаза. Он кричал, окликивал имена, звал по фамилиям, родам деятельности, пока наконец не услышал женский стон.

Он подбежал к дому, где лежала молодая девушка, лицо которой было залито кровью. Она часто и прерывисто дышала, из-за массивной балки на её груди. Семирод упал на колени, осматривая её тело, а затем дыхнув в сложенные кульком ладони произнес заклинание.

Боги его услышали, ему так хотелось думать, ведь не смотря на усталость старика, заклинание удалось ему. Он тяжело дышал, с морщинистого лба выступила испарина, и тоненькие пальцы дрожали. Вдруг Семирод почувствовал страх. Не за себя или свою жизнь. Он всей душой ощутил страх тех, что пали под натиском зубов и клинков. Ненависть тех, кто пронзали невинную плоть этими зубами и клинками. На мгновение он словно перешагнул за грань времени, и оказался посреди побоища.

Он не видел лиц, не слышал их криков. Картина не блистала насыщенными красками резни, однако старик чувствовал каждую нить духа, что покидала тела, и присоединилась к вечному потоку богов. Такое количество эмоций разом, он не ощущал никогда. Семирод закрыл глаза, стараясь не обращать на них внимания, и прошептал конечные слова заклинания.

Из земли полезли корни, что оплетали балку и подняли с тела девушки. Она закричала, чувствуя, как кровь возвращается в онемевшую плоть. Вдруг корни становились слабее, опуская балку всё ниже и ниже. Семирод почувствовал головокружение и выпив один из своих эликсиров поднатужился.

Он, не смотря на крики боли девушки, продолжал концентрироваться на заклинании, пока злосчастная преграда не освободила её. Старик положил её голову на свои колени, и она закашляла кровью.

— Семиродушка, миленький ты наш. Беги отсюда скорей, скрывайся во лесах, беги, миленький, — слабо пробормотала она, схватившись за его рукав.

Старик откупорил еще одну мензурку, и протянул к губам девушки, та отринувшись, продолжила:

— Беги, Семиродушка! Лихо, беда здесь поселилась. Беги пока можешь.

— Что? Что произошло?

Она завизжала от боли, крепко сжимая его руку. Семирод заметил как её тело сковала судорога, и женщина тяжело закашлялась. От ног бедняжки практически ничего не осталось, кроме перетёртых в труху смеси кожи, плоти и костей. Разум старика забегал, в попытке найти нужное знание, однако наблюдая за последними моментами его жизни, всё что он смог, это обронить одинокую слезу.

Она смотрела на него глазами полными ужаса и боли. Ему оставалось лишь гадать, через какие муки проходила женщина, и грош ценой была её жизнь. Кто же был способен на такое? Какой зверь не убивает, а лишь калечит, и оставляет умирать в терзающих плоть пытках?! Она пыталась заговорить, но разбитые в кровь губы, лишь безмолвно двигались, одаривая его слух предсмертной хрипотой. Он нащупал фляжку, и накапал последние остатки влаги ей на губы. Женщина закрыла глаза, а затем всё же смогла проплакать.

— Набежали, набежали, как из тьмы. Били, кололи, рвали на части, беги миленький ты наш, беги.

— Кто набежали? Эти монстры? Эти… мясо? — Семирод не понимающе оглядывался по сторонам, взирая на хаос былого побоища.

— Нет, они позже набежали, не били, не кололи, но рвали и жрали. Скотину пожрали, люд жрали те, что из тьмы били и кололи их. — Она вновь закашлялась, в этот раз выплевывая чёрную как смерть порцию крови.

Семирод еще раз оглянулся:

— Ничего не могу понять, кто на такое способен? Кто устроил побоище столь безобразное на земле нашей славной? Кто смог очернить её настолько? Не по совести же это, не по-людски, не по-славянски.

— Помоги мне, Семиродушка, дай уснуть сном вечным. — Прошептала она сквозь слезы, моля о прощальном даре. — Больно мне сил совсем терпеть нет. Дай почувствовать объятья Марены, дай поклониться Роду, да рассказать обо всём.

— Не могу, — дрожащим голосом прошептал он. — Умерщвлять не могу, не по-нашему это. Я волхв. — Последние слова вырвались сами собой, и он удивился не меньше её. Ведь она была одна из немногих, что называла старика этим именем, на что тот отмахивался худощавой рукой. Он вытер выступившую из горла кровь платочком, и услышал слова полные сожаления.

— Не умерщвлять, уснуть помоги. Всеми богами тебя молю, миленький, больно мне очень. Больно аж жить не хочется.

Он еще раз осмотрел её тело и закрыл глаза. Слезы вновь закапали с мутных старческих глаз, и падали сожалением на юную израненную плоть.

— Не плачь, я отправлюсь к богам. К тетушке моей, которую ты врачевал, когда остальные отказались. К матушке и батюшке, что давно ждут меня. К мужу моему голубоглазому, что потерялся на болоте и ты его от беды спас. К сыну и дочке, что ждали тебя и твоего колдовства, как солнца ясного. Помоги мне, Семиродушка, не заставляй мучиться.

Он вновь поднял голову к небу, восславляя богов и прося прощения, затем нехотя достал из сумки раствор сон-травы. Она посмотрела на него зелеными глазами, мысленно благодаря, и прильнув кровавыми губами к мензурке, выпила раствор весь разом.

Он смотрел, как она медленно закрывает глаза, а её тело становится легким, и через пару мгновений бездыханным. Старик закрыл её большие зеленые глаза, положил на холодную и сырую от крови землю.

У него не было сил, устроить достойные проводы