Homo Roboticus? Люди и машины в поисках взаимопонимания - Джон Маркофф

Споры о людях и машинах преследуют Брукса повсюду. В конце учебного года в 2013 г. ему довелось выступать перед родителями выпускников в Университете Брауна. Мысль, которую он проводил в рассказе о Baxter, была простой и, на его взгляд, доступной университетской публике. Он говорил, что занимается созданием поколения более интеллектуальных инструментов для людей и Baxter является примером будущего оснащения заводского цеха, которым может пользоваться и управлять средний рабочий. Но мать одного из студентов отказывалась принимать сказанное. Она подняла руку и с негодованием спросила: «Но что станет с рабочими местами? Разве эти роботы не отнимают работу у людей?» Брукс терпеливо изложил свою мысль снова. Речь идет о сотрудничестве с работниками, не об их прямой замене. С 2006 г. Соединенные Штаты очень много тратят на оплату производства в Китае. На эти деньги можно было бы создать немало рабочих мест для американцев. Но женщина не унималась: «Вы рассматриваете ситуацию на местном уровне, а что в глобальном масштабе?» Брукс развел руками и сказал, что Китаю роботы нужны еще больше, чем Соединенным Штатам. Из-за демографии и особенно политики «одна семья – один ребенок» китайцы скоро столкнутся с нехваткой производственных рабочих. До высокообразованных родителей из верхней части среднего класса явно не удавалось довести мысль о том, что Baxter ликвидирует однообразную работу, а не ту, которая требует высокой квалификации. Когда инженеры Rethink приходят на предприятия, они интересуются, хотят ли работники, чтобы у их детей были такие же рабочие места. «Никто не говорит "да"», – отметил Брукс.

В офисе Брукса есть фотографии производственной линии завода Foxconn, самого крупного в мире производителя компонентов бытовой электроники. Они убедительно демонстрируют те виды однообразной работы, которые он хочет переложить на плечи Baxter. Однако, несмотря на очевидную страсть к автоматизации и робототехнике, Брукс остается гораздо большим реалистом, чем многие из его коллег в Кремниевой долине. Хотя у роботов уже появились ноги и они повсюду в окружающем нас мире, это, с точки зрения Брукса, все еще машины. Даже с учетом склонности людей взаимодействовать с роботами как с одушевленными созданиями, Брукс полагает, что интеллектуальным машинам еще очень далеко до реального соответствия людям. «Об этом можно будет говорить, – замечает он, – когда мои аспиранты начнут испытывать угрызения совести, выключая робота».

Бруксу нравится подтрунивать над давним другом и коллегой по Массачусетскому технологическому институту Рэем Курцвейлом, который получил заказ на создание мегамашины с искусственным интеллектом масштаба Google. Тот известен своей верой в возможность достижения бессмертия уже при жизни нынешнего поколения людей благодаря компьютерам, искусственному интеллекту и пищевым добавкам. «Рэй, мы оба умрем», – говорит он Курцвейлу. Брукс просто надеется, что будущая модель Baxter окажется достаточно совершенной, чтобы обеспечить уход за ним в старости.

Идея о том, что мы стоим на пороге экономики, функционирующей в основном без участия (эпизодического или постоянного) человека, не нова. Почти все нынешние аргументы берут начало в более ранних спорах. Ли Фельзенштейн – продукт этого эклектичного соединения политики и технологии. Он вырос в Филадельфии, его мать была инженером, а отец – художником-дизайнером на заводе по производству локомотивов. Воспитание в техноцентрической атмосфере дополнялось коммунистической идеологией. Отец мальчика был настолько убежденным членом Американской коммунистической партии, что назвал брата Ли в честь Сталина – Джо{156}. Как многие дети членов партии, Ли не знал, что его родители – коммунисты, пока не стал совершеннолетним: совершенно неожиданно по результатами проверки анкетных данных его лишили права участвовать в программе «Учись и работай» в летнем колледже на авиабазе «Эдвардс».

Ли рос в светской еврейской семье, где чтение и учеба занимали важное место. Неудивительно, что еврейская культура стала частью его мировоззрения. Он с детства знал легенду о големе, и это еврейское предание повлияло на его подход к миру персональных компьютеров, к созданию которого он приложил руку. Представление о големе восходит ко временам зарождения иудаизма. В Торе так называют незавершенного человека перед взором Бога. Позже это понятие стало обозначать оживленное гуманоидное создание из неживой материи, обычно из пыли, глины или грязи. Голем, оживленный с помощью каббалистических обрядов, становится послушным, но только частично одушевленным созданием. В некоторых версиях предания голема оживляют, помещая ему в рот пергамент, что напоминает программирование с использованием перфоленты. В литературе современного робота впервые изобразил чешский писатель Карел Чапек в пьесе «R. U. R.» в 1921 г. Голем, таким образом, появился на несколько тысяч лет раньше.

«Есть ли в этой древней легенде предупреждение для нас?» – спрашивал Р. Макмиллан в своей книге «Автоматизация: Друг или враг?» (Automation: Friend or Foe?), предупреждая нас в 1956 г. об опасностях компьютеризации рабочих мест. «Опасности неограниченной "войны кнопок" довольно очевидны, но я также считаю, что быстро растущая роль, которую автоматические устройства играют в промышленности всех цивилизованных стран в мирное время, со временем значительно скажется на их экономической жизни»{157}.

Интерпретация Фельзенштейна легенды о големе, пожалуй, более оптимистична, чем большинство других. Под влиянием еврейского фольклора и предупреждений Норберта Винера он составил собственное видение робототехники. В мире Фельзенштейна, когда роботы станут достаточно совершенными, они будут не слугами и не хозяевами людей, а их партнерами. Такая перспектива соответствует идеям усиления интеллекта Энгельбарта.

Фельзенштейн приехал в Беркли примерно на десятилетие позже того, как Энгельбарт учился там как аспирант. Фельзенштейн стал студентом в бурные дни Движения за свободу слова. В 1973 г., когда война во Вьетнаме близилась к завершению, он вместе с небольшой группой радикалов занялся созданием вычислительной системы, которая сделала бы возможности мейнфреймов доступными всему обществу. Они нашли пустой склад в Сан-Франциско и собрали систему на основе списанного мейнфрейма SDS 940, от которого отказалась лаборатория Энгельбарта в Стэнфордском исследовательском институте. Чтобы предоставить «вычислительные мощности людям», они установили бесплатные терминалы с возможностью анонимного доступа в общественных местах в Беркли и Сан-Франциско.

Группа твердо придерживалась социалистических взглядов и не принимала идею персонального компьютера. Лозунгом проекта Community Memory было совместное использование компьютеров. Эта идея опережала время. За 12 лет до появления AOL и Well и за семь лет до того, как стали популярными электронные доски объявлений с коммутируемым доступом, новаторы из Community Memory создали функционирующую доску объявлений, социальную сеть и электронные сообщества людей. Первая версия проекта просуществовала лишь до 1975 г.