Блейз Уиндхем - Бертрис Смолл

Блейз танцевала с одиннадцатью другимимолодыми женщинами, в числе которых были Блисс и леди Адела Марлоу, — ониполучили приглашение лишь благодаря Блейз, которая с изумлением обнаружила, чтов таких вопросах ее слово считается законом. «Так вот что такое власть», —размышляла она, не понимая, нравится ей это или нет. Возможно, цена за властьслишком высока. Они кружились вокруг майского шеста, сплетаясь в затейливыхфигурах, не выпуская из рук разноцветные ленты. Когда майский шест оказалсяполностью увит ими, каждая из дам нашла себе партнера, и пары пустилисьтанцевать на лужайке, заросшей мелкими ромашками. Блейз пришлось выбрать короля.

Вместе они исполнили первый из изящныхпридворных танцев, а чуть позже перешли к резвым и буйным деревенским пляскам.Король оказался превосходным и неутомимым танцором, мало кто мог сравниться сним, кроме Блейз.

На мгновение она забыла о своих горестях ипросто наслаждалась праздником. Вскоре ее щеки порозовели, и среди шума имузыки зазвучал мелодичный смех — король высоко подбрасывал ее в танце, и Блейзбесхитростно смеялась ему в лицо. Наконец остальные, уже успевшие устать и непитающие надежд соперничать с королем и Блейз, прекратили танец, взяли кубки упроходящего слуги и стали неторопливо прогуливаться по лужайке.

Под завистливыми взглядами других мужчин,которых не останавливало даже присутствие Генриха Тюдора, Блейз болтала исмеялась свободнее, чем когда-либо с тех пор, как прибыла ко двору. Корольнаблюдал за ней, чувствуя, как вспыхивает в нем страсть. После танца Блейзтяжело дышала, и ее грудь поднималась над вырезом платья. Кое-кто из мужчиносмелился даже в открытую разглядывать то, что Генрих Тюдор считал своейсобственностью. Только теперь он понял: пока он всецело не овладеет ею, она небудет по-настоящему принадлежать ему. Как она прекрасна и невинна, этадеревенская простушка! Она должна быть его любовницей! Больше он не в силах ждать!Только Богу известно, какой ценой удается ему сдерживаться. Блейз веселорассмеялась какой-то шутке своей сестры, и тут терпение короля лопнуло.

Крепко схватив за руку, король оттащил ее отостальных и заявил:

— Идемте, мадам! У нас есть другиедела. — Он поспешил через лужайку, не обращая внимания на изумленныевзгляды и позы окружающих. Генрих почти волоком привел Блейз во дворец, в своивнутренние покои.

— В чем дело, милорд? — воскликнулаБлейз, опасаясь; что чем-нибудь оскорбила его, и исполнилась страха за своихблизких.

Генрих с треском захлопнул дверь.

— В чем дело, мадам? Это я вам сейчасобъясню. Вы преследуете меня наяву и во сне! Я предлагаю вам любовь, а выробеете! Я желаю вас, как ни одну женщину в мире, а вы отказываетесь! Я былтерпелив, мадам, но мое терпение не безгранично. Я хочу вас, и вы будете моей!Здесь, и немедленно! — схватив Блейз в объятия, король страстно поцеловалее, жадно впиваясь губами в ее губы.

Блейз попыталась оттолкнуть его, но он лишьусмехнулся:

— Нет, мадам, больше я не намеренмириться с вашими отказами! Ни за что! — Он подтащил Блейз к длинномудубовому столу, поставил к нему лицом и приказал:

— Наклонитесь, мадам, и положите ладонина стол.

— Милорд, умоляю вас… — начала было она,но Генрих резко оборвал ее:

— Только заговорите еще раз безпозволения, мадам, и клянусь, я отдам вашего ребенка Тому Сеймуру. А теперьделайте, как ведено!

Блейз медленно положила ладони на стол исклонилась над ним. «Плакать нельзя, — молча предупредила она себя. —Жизнь Ниссы зависит от того, как я поступлю. Нельзя и отталкивать его: если онбудет недоволен, пострадает моя дочь».

Король поднял ее тяжелые шелковые юбки изаправил их за пояс. Целая вечность прошла в молчании, пока Генрих разглядывалобнаженное тело Блейз, которому придавали еще более соблазнительный вид черныечулки, особенно темные рядом со сливочной белизной ее кожи.

— Расставь ноги, — приказалон. — Да, достаточно. А теперь опусти голову, Блейз, покажи, что тыпокорна своему королю. Да, дорогая, вот так.

Блейз почувствовала, как он расшнуровывает еелиф, грубо дергая шелковую ткань, и обхватывает ее руками, пробираясь к груди.Она подавила вздох. Король непослушными пальцами расстегнул панталоны, и егомужское достоинство, вздыбленное похотью, вырвалось на свободу.

Склонившись над Блейз, Генрих отвел в сторонуволны ее волос и поцеловал в затылок.

— Знаешь ли ты, каким желанием пылает ктебе король, дорогая? Вожделение к тебе сводит меня с ума.

Блейз ощутила, как он крепко обхватил ее бедрабольшими ладонями, вдавливая пальцы в нежную плоть. Его достоинство, твердое игорячее, устремилось на поиски входа в ее лоно и наконец добилось успеха,бесцеремонно вонзившись в жертву.

Король застонал, проникая все глубже.

— Вот теперь моя птичка нашла дорогу втвое гнездышко!

Он задвигался в ней, нанося яростные удары,сила которых увеличивалась с каждой минутой. Когда его жажда стала невыносимой,он остановился, но не покинул ее. Склонившись над Блейз и придавив ее к столу,он потянулся и нашел ее нагие груди.

— Как я полюбил твои яблочки,дорогая, — прошептал он, играя ее сосками, пощипывая и прижимая их, дразнядо тех пор, пока Блейз с удивлением не обнаружила, что ее тело отзывается настрастные ласки короля.

У нее приоткрылся рот, когда ее бедра, словнопо собственной воле, начали прижиматься к его чреслам.

Генрих усмехнулся, понимая ее смущение. Егомаленькая простушка и не подозревала, что даже тело воспитанной в строгихправилах женщины, стоит прикоснуться к нему опытной руке, начинает отзыватьсяне только на ласки мужа. Он задвигал бедрами в такт движениям Блейз, непрекращая играть с ее грудью.

— О милорд! — пристыженновоскликнула Блейз, не в силах, сдержаться. — Каким чудом вы сделали это сомной?

— Древним чудом, происходящим между мужчинойи женщиной, дорогая, — отозвался он. — Черт возьми, какая же тысладкая! Моему малышу еще никогда не доводилось бывать в таких горячих и узкихножнах! — И, более не сдерживаясь, он ускорил движения.

«Господи, — думала Блейз, — такогоне может быть!

Это невозможно! Я веду себя с ним так, какбудто это я с Эдмундом, но ведь я его не люблю! Как ему удалось сделать со мнойтакое?» Эмоции переставали подчиняться ей, как прежде отказалось подчинятьсяхрупкое и женственное тело.