Тридцать эльфийских жизней - Юлия Цезарь

— Воды, — поправил ее Закнеыл.

— И все равно Гинтар красавчик, и что, что псих? — опять не услышала его Валанди.

А Ливафейн каким-то образом уже оказалась рядом с Гином, подначивая Зака расправиться и с ним. Она провела пальцем себе по горлу и изобразила умирающего, ткнув в парня.

— Извини, мне надо к доктору Кае, — резко поднялся Зак и быстрым шагом направился в сторону невысокого, всего в два этажа, здания.

— Эй, ты так и не сказал, выигрываешь ли! — крикнула ему в спину Валанди и заняла его место, нахмурив брови при взгляде на доску.

***

Слева от парка был выстроен особняк, светлый и красивый. У него было столько окон, что можно было с уверенностью сказать, что нет ни одного темного помещения. Через ворота на территорию этого красивого и мирного заведения въехал красный «Рено» и, объехав здание, припарковался в строго огороженной черной калиткой парковке, где постоянно дежурили двое охранников и пускали строго по пропускам.

Там уже стоял мужчина в белом халате и с улыбкой встретил вылетающую из машины низкую девушку.

— Опаздываешь, — заметил он, даже не успевая, как джентльмен, подать ей руку.

— Ты говорил, что прикроешь меня перед начальством!

— Я и прикрыл. Скажи спасибо, что они парковку проверять не стали, хотя, как знать?

Пара вышла из-за угла здания, и на глаза женщине сразу попался Гинтар, сидящий у фонтана. Он был очень далёк, но его приметную и симпатичную фигуру она могла узнать из тысячи. Грустно вздохнув, она посмотрела на сопровождающего.

— Как он? Есть изменения?

— Альфред сбит с толку. За столько времени удалось с ним лишь наладить контакт, но он полностью игнорирует советы и даже просьбы.

— А как твоя?

— Мне повезло. Валанди очень общительная, её лечение проходит очень быстро. Если всё так пойдёт и дальше, думаю, не далёк тот день, когда я смогу выпустить её в социум.

— Это хорошо, — кивнула женщина, как раз заметив и маленькую красавицу, что сидела за столиком. — Ей и так пришлось столько пережить. Считай, она здесь с детства, как только убили её родителей.

— А вон и твой идёт, — усмехнулся мужчина, указывая взглядом на идущего к ним Закнеыла. — Что ж, он от Валанди хоть не бежит, значит, она и моему совету последовала. Ладно, Кая, встретимся после работы, — мужчина приобнял девушку и поцеловал в щечку, подмигнул, шепнув тихо: — Сегодня к тебе или ко мне?

— По домам, — скуксила она носик, на что мужчина сразу обиделся. — Прости, Сектар, но у меня с Заком очень много работы.

— Смотри, ревновать начну, — улыбнулся он и быстрым шагом пошел к своей Валанди, махая рукой, привлекая её внимание.

Закнеыл, заметив докторов, ускорил свой шаг еще больше. Кивнув по пути, приветствовал лечащего врача Валанди и приблизился к своему.

— Доктор Кая, — кивнул в приветствии он и ей.

— И что тебе в ней понравилось? Я же во всем лучше, — Ливафейн была тут как тут, нагло влезая в личное пространство Каи. Она обняла низкую девушку за плечи, почти что наваливаясь на нее, и тыкала пальчиком в щеку, но доктор будто не замечала этого.

— Проваливай, — прошипел Зак, смотря куда-то над ухом Каи.

— Здравствуй, Закнеыл, — улыбнулась ему Кая, но на его слова в лице никак не изменилась. — Мы это с тобой обсуждали, дорогой. Если никто никому не может причинить вреда, то можно и не обращать внимания. Пойдём. Я немного опоздала на утренний сеанс, прости меня, пожалуйста.

Не давая ему и слова вставить, Кая взяла мужчину за руку и повела в здание. Хоть таких, как он, Валанди, Гинтар и другие, люди и боялись, но доктор нет. Она не чуралась брать его за руку, обнимать, ведь то и нужно было ему — поддержка. Надо признать, что с тех пор, как он тут появился, его состояние заметно улучшилось.

Они прошли большой холл, где собралось очень много людей. Они разговаривали, общались, даже играли в домино или шахматы — места было много, здесь вполне можно было развернуться для игр.

Оттуда — по лестнице на второй этаж, а там — в кабинет с табличкой «Доктор Лунман». Из лично её принадлежностей здесь были только стол, мягкий диван и шкаф, а всё остальное помещение занимали разные вещи, позволяющие говорящим с ней занять руки, если те того желали. Бумаги с цветными карандашами, которые Кая любила давать приходящим, кубик Рубика для тех, кто не желал с ней говорить и хотел уйти из мира в игре и в своих мыслях.

— Закнеыл, хочешь сегодня порисовать? Мне очень нравятся твои рисунки, — ведь через них она всегда видела его состояние лучше, чем это показывал он сам. Она села на диван и добрым взглядом указала на место рядом с собой. — Как ты сегодня себя чувствуешь?

— Я хочу, чтобы Вы вернули мне куртку с капюшоном, — строго произнес Зак, усаживаясь на диван. Хотя в тот же миг поймал себя на мысли, что в таком приказном тоне сказал бы принц, а он таковым не являлся, сколько бы Ливафейн ни пыталась убедить его. Тряхнув головой, он взял листок и пододвинул к себе. Особо не задумываясь, он заводил карандашом по нему.

— Мне тоже нравятся твои рисунки, — Ливафейн сидела на корточках, облокотившись на журнальный столик, на котором рисовал Зак. — Ты всегда рисуешь меня. Я правда такая красивая?

Рука Закнеыла замерла над рисунком. Наконец он обратил внимание на него: лицо невидимой ни для кого девушки крупным планом проявлялось на бумаге. Он постарался припомнить все остальные рисунки: Ливафейн с кинжалом над телом, он вместе с Ливафейн, опять Ливафейн, и так везде — везде она! Разозлившись, Зак отбросил карандаш и порвал листок на мелкие кусочки. Взял другой и принялся рисовать Каю.

— Ты об этом пожалеешь, — холодным тоном произнесла Ливафейн и исчезла.

Всё это время Кая продолжала сидеть и наблюдать за ним, особенно хмурясь, когда он выбросил лист бумаги. Что-то случилось не то — он за ночь стал агрессивнее, хотя этого быть не должно.

— Закнеыл, я тебе ещё вчера клялась, что твою куртку не брала, но обещаю, что если найду, обязательно верну, — Кая пододвинулась к нему ближе и взглянула на бумагу. — Странно, ты обычно рисовал другую женщину. Вы с ней поссорились? Она тебя сегодня посещала?

— Я ее ненавижу. Сколько я должен повторять, что не принц, чтобы она оставила меня? Сколько должен отказывать? Так она ушла, — каждое его слово было пропитано злобой к женщине, которую видел только он. Движения