Последнее лето - Елена Арсеньева

– Да как… Большинство народу твердой власти алчет, каки всегда велось у нас, у православных русских. Настоящие, коренные жители Энскавсе горой за Русанова стояли. Среди актеришек-сатириков, журналистиков-щелкоперов,среди разночинцев, этих трепачей либеральных, вони, пардон-с, много былопоначалу, потрепали они Константину нервишки, ну а потом поутихло все,отвязались они от него. Долг служебный есть долг, это понимать надо. Я своейдочери говорю: вот ты на курсах медицинских обучаешься, о клятве Гиппократатвердишь, неужто, обратись к тебе один из погромщиков, отказалась бы ему рануперевязать? Так она помялась, глазками поюлила, а после призналась, что неотказалась бы: мол, долг врача не велит больного без помощи оставлять. Воттакой же, говорю, долг у Константина Анатольевича, так что отвяжитесь от него,а то налетели на хорошего человека, аки слепни на стреноженного коня!

– О, так у вас взрослая дочь! – воскликнула ЛидияНиколаевна. – Как странно: дочь банкира на медицинских курсахобучается… – Хотелось ей спросить презрительно: «Неужто для наживы?!», нопобоялась обидеть банкира и проговорила невинным голосом: – Неужто мечтает окарьере земского врача?

– Модничает, – махнул рукой Аверьянов, не заметивпотайного ехидства Шатиловой. – Ладно, я не неволю, все ж не старое время.Пускай забавляется, оно ведь не без пользы. Глядишь, когда образумится, замужвыйдет и детей нарожает, нелишне будет самой знать, каково оно – горчичникиставить или, великодушно извините-с, клистир.

– А у господина Русанова есть ли дети? – спросилаЛидия Николаевна самым что ни есть небрежным светским тоном, словно не знала,куда деваться от скуки и лишь потому задавала этот вопрос.

– Двое их, – сообщил Аверьянов, бросая на неебыстрый, но очень пристальный взгляд. – Двое. Сашеньке семнадцать, Шуркана два года младше.

– Александр и Александра, значит? – уточнила ЛидияНиколаевна. – Приятный выбор имен, хотя несколько, я бы сказала,однообразный. Кто же сделал такой выбор – сам господин Русанов или супруга его?Как ее имя, кстати?

– Супругу Константина Анатольевича звали ЭвелинаНиколаевна, но она… она упокоилась вскоре после рождения сына, – сухосообщил Аверьянов. – Царство небесное.

– Скажите, какое несчастье! – воскликнула госпожа Шатилова. –Неужто родами умерла?

– Душа моя, – с улыбкой вмешался ее муж, –позволь же и мне поговорить с господином Аверьяновым. К тому же наверняка возокс деньгами для предприятия уже к отправке готов, а бумаг сопроводительных я ещене подписал.

– Погрузка денег закончена, – кивнулАверьянов. – Охранник уже в санях. Ждет-с. Документы у меня в кабинете.Подпишете – и можно отправлять. Простите, сударыня, мы вас покинем сейчас,однако клятвенно заверяю, что на приеме вашем я буду и отвечу на все ваши вопросыкак относительно господина Русанова, – он прямо поглядел в глаза ЛидииНиколаевны, – так и на все другие.

– Благодарствую, – Шатилова вызывающеулыбнулась. – И ловлю на слове.

– Может быть, чайку желаете покуда откушать? –спросил Аверьянов. – Вам подадут. С калачами. Калачи у нас обсыпные,отличные, из моей собственной булочной. С маслом и медом – ум отъешь!

– Ум отъешь? – Лидия Николаевна хохотнула. –Quelle phrase… Какое необычное выражение! Нигде ничего подобного не слыхала!Кажется, так лишь в Энске говорят? Нет, мерси, чаю мне не надобно, да и откалачей, пожалуй, откажусь. Лучше выйду на воздух. Пройдусь вокруг банка. А ты,Никита, не задерживайся, хорошо?

– Минутное дело! – уверил ее муж. –Показывайте дорогу, Игнатий Тихонович, я за вами.

Посмотрев вслед Аверьянову и мужу, скрывшимся за дверью стабличкой «Директоръ банка г-нъ Аверьяновъ» , Лидия Николаевна пошла к выходу.Давешний кассир – как его фамилия, поросеночка? Филянушкин, что ли? –подсуетился: выскочил из-за конторки и проворно распахнул дверь.

Бросив мимолетную, ничего не значащую, но весьма теплуюулыбку – она старалась быть приветлива с народом, хотя иной раз с душиворотило, когда Шатилов, надо иль не надо, задушевно улыбался своим немытымпролетариям и вступал с ними в житейские беседы, накручивая при этом штраф наштраф, – Лидия вышла на крыльцо и остановилась.

А супруга господина Русанова, значит, упокоилась послерождения сына? Забавно…

Лидия тихонько засмеялась. Да, шутники, ох и шутники бываютнекоторые люди! Ну что ж, посмотрим, смогут ли они продолжать свои шуточкитеперь, когда прибыла в Энск госпожа Шатилова…

Она поежилась – сырость февральская пробралась под воротникбеличьей шубки и прошлась ледяными пальцами по обнаженной шее.

«Вольно же мне было декольте сегодня надевать! –сердито подумала про себя Лидия. – Все равно никто не увидит! Здесь не точто в Питере, когда во всяком присутствии с тебя первым делом шубку снимают иручку целуют, здесь опроститься надобно… Впрочем, ручку Аверьянов целовал…Черт, как он на меня смотрел!.. Или мне кажется? Узнал? Как можно, мы прежде невиделись… Или на воре, как и положено, шапка горит? Поспокойней надо быть,поспокойней… Впрочем, все прояснится на приеме. А сейчас об этом лучше недумать, чтобы лишнего не накручивать. Завтра к Рукавишниковым что бы надеть?Эх, не знаю, каков у них прием, совсем приватный или для широкого круга… Как быузнать? Ладно, надену авангардный черный муар с малахитовым гарнитуром.«Хромую» юбку [7] непременно! Эти клуши энские небось на местеперемрут! Они, можно вообразить, совершенно как в пьесах Островского – придут вковровых павлиньих платках на плечах, в атласных юбках с подъюбниками и спудовыми медальонами на золотых цепочках в палец толщиной!»