Наперегонки с ветром. Идеальный шторм - Лера Виннер

Много больше, чем просто физическое желание.

Потребность в близости, в миллиарды раз превосходящей физическую.

Второй поцелуй оказался мягче, до вставшего в горле кома нежным.

Он был не просто рядом, а всем своим существом настроен на меня. Гладил неспешно, как если бы вспоминал и привыкал заново.

Такие моменты были на вес золота, и в том клятом прошлом их было бесконечно много, – он чувствовал меня, а я его, и это удовольствием передавалось от одного к другому и обратно, многократно усиливаясь, становясь особенно темным. Или наоборот, непривычно легким и радостным.

Неодолимая сила крови и добровольного согласия.

Искреннего желания, воспламеняющего кровь и почти пугающего, заставляющего чувствовать себя так, словно вышла на мороз голой.

Сейчас он был целиком и полностью моим, – как в тот момент, когда вломился ко мне после моего забега через пылающее поле.

Ни посторонних людей, ни уязвленной гордости, не отравляющей каждый вздох памяти, – ничего не осталось.

Мне всегда нравилось, как он улыбался в нашей общей постели, – как никогда и никому кроме, – но сейчас Кайл был убийственно серьёзен.

Не решал в процессе, нужно ли ему всё это, не думал о сторонних вещах.

Просто точно так же даже не хотел касаться, – только слиться в одно целое и оставить нюансы на потом.

Теперь уже глупо стало отрицать, что всё ещё успеется.

Такая тяга начинала походить на обречённость, но в этот раз не хотелось ни прощаться не плакать.

Только потянуться и поймать губами мочку его уха в тот момент, когда он толкнулся внутрь.

Даже физической разрядки было мало, – всё ещё недостаточно, и неизвестно, когда теперь станет.

Простынь соскользнула под спиной, и я стиснула её пальцами, чтобы нам обоим было удобнее, потому что жалеть меня сегодня он точно не намеревался.

Не потому что оказалось тяжело или больно, а потому что он продолжал смотреть, а я – задыхаться от того, как много в этом было.

Больше, чем он когда-либо себе позволял.

Точно зная, как правильно, он лишь немного сместился, меняя угол, и поймал губами очередной мой стон, позволил ему слиться с собственным.

Та мутная чёрная нежность, в которой я успела потеряться, которую вдыхала с каждым мимолетным поцелуем, начинала переплавляться во что-то новое.

Заставив меня смотреть, он увидел и понял достаточно, и теперь азарт и злость, и собственнический инстинкт, которому он в силу характера и опыта не давал воли, – все вместе оказалось сильнее, выплеснулось на поверхность, как будто плотину прорвало.

Я никогда не посмела бы, – никогда и не смела, – перечить ему в постели. Как минимум, потому что с лёгкостью смогла бы остановить, если бы мне что-то не понравилось. Как максимум, потому что ничего, что мне не нравилось бы, он никогда не делал.

Кайл отстранился, вышел из меня и приподнялся, резким, подчеркнуто грубым движением развернул лицом вниз, заставляя прогнуться. Точно зная, что это – понравится.

Я дернулась инстинктивно, превращая происходящее почти в принуждение, – ровно на той грани, за которой уместно стало с силой надавить ладонью мне на загривок, заставляя потерять опору на подогнувшихся локтях, уткнуться в подушку лбом, а после навалиться сверху, лишая способности сопротивляться и двигаться.

Очередная волна дрожи оказалась почти болезненной. Настолько очевидной, что, кажется, была разделена на двоих.

Самое верное доказательство тому, что теперь всё правильно.

Кайл медленно, дразня, провел языком по моей спине вверх вдоль позвоночника, прикусил отчетливо обозначившуюся в основании шеи косточку, и губами – обратно. Аккуратным и в меру болезненным укусом оставил синяк на бедре.

И только после прижался всем телом снова, запустил руку в волосы, ероша, перебирая, сжимая так, чтобы сделать больно, заставить ощутить захват, от которого уже не удастся увернуться.

Я все-таки зажмурилась снова, просто от удовольствия, расслабившись и предвкушая, а потом охнула, потому что Кайл отстранился.

Кровать промялась, а потом в раскалённом воздухе поплыл запах трав.

Расслабляющая мышцы мазь, которую мы использовали для единственной цели, и аромат которой я узнала безошибочно.

Мазь, которую он ещё должен был успеть когда-то приготовить, – в непоколебимой уверенности, что рано или поздно она нам понадобится.

Меня тряхнуло от нетерпения, когда его скользкие от этой мази пальцы надавили так знакомо.

Тело расслаблялось привычно, и всё равно я едва не заскулила от того, насколько странно это ощущалось.

Почти забыто.

Замерев и стараясь дышать глубже и ровнее, я считала до десяти, чтобы не дёрнуться и не сбить его, особенно когда пальцев стало два.

Мокрые от пота волосы липли к шее, и Кайл медленно отвёл их в сторону, попутно погладив кончиками пальцев, перекинул на бок, чтобы видеть мой профиль.

Время растянулось в новую бесконечность, в течение которой его движения стали свободнее.

Постепенно приучая к ощущению, он заново привыкал сам, чтобы даже намёка на боль не возникло.

Когда он снова оказался во мне, глухо простонал и замер, я поняла, что ресницы у меня все-таки стали мокрыми.

Спиной я чувствовала, как колотится его сердце, – от нетерпения и головокружительных ощущения, – а дыхание над моим ухом стало поверхностным и хрипловатым.

Он вошел не так, как входил обычно. Так, как мы даже прежде делали редко, чтобы не потерять остроты. Это было удовольствие из особой категории. Способ выразить то, что мы оба не умели и не видели смысла обозначать словами.

Сердце билось где-то в горле, каждый удар отдавался в висках и затылке.

Осторожно, чтобы не делать слишком поспешных и резких движений, он широко лизнул кожу между моих лопаток, заставляя прогнуться, распахнуть невидящие глаза, склонился к самому уху.

– С кем после меня было так? – зато голос прозвучал ровно и вкрадчиво.

Я моргнула и не ответила, потому что ответа не требовалось. И без того было очевидно, – по ощущениям, по тому, как я застыла под ним, ожидая и доверяясь.

Такое положение могло бы, а может и должно было казаться унизительным, некрасивым и лишним.

Никому другому я не позволила бы даже заикнуться о подобном, а мне самой не пришло бы в голову заняться этим так.

Не поиск новых ощущений, не попытка удержать на себе внимание разнообразием.

Подставить беззащитную спину, позволить взять себя сзади и самой просить об этом, – с улыбкой, горячим шёпотом на ухо, – лишь прямое следствие и выражение доверия, которого он заслуживал как никто иной.

Он всё ещё ждал. Не двигался, сходя с ума вместе со мной от