Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова

хлебных рядах, а торг шел и того шибче. Мельком Змея подумала, уж не намечается ли война, раз такой спрос на оружие, но мысль затерялась в буре чувств, что охватили Олгу, когда она увидела ее…

Не узнать Милёну было невозможно. Она была на удивление похожа на Олгу, как если бы та никогда не покидала родного дома. Раздобревшая при муже, из угловатой девчонки превратившаяся в крутобедрую красавицу, Милёна выглядела старше и белее, чем щуплая, загорелая Олга в потрепанном пыльном халате… старше, белее и много счастливее. Тонкими пальцами в перстнях женщина задумчиво перебирала стеклянные бусы, склонив над лотком уличного торговца голову в дорогой кичке. Рядом с ней скучал немолодой уже мужчина, по-видимому, охранник, со страшным шрамом через все лицо. Он рассеяно поглядывал вокруг, покуда его взор не обратился в сторону Змеи. Милёна вскинула голову на слова, произнесенные мужчиной, и глаза сестер встретились.

Олга замерла, не в силах уйти, но и оставаться было страшно. Сердце неистово колотилось, и это стало единственным ощущением в те долгие секунды ожидания. Узнает ли? Единственным вопросом, вытеснившим все иные мысли. В тот момент Змея была совершенно пуста, а в грудь, медленно наполняя пространство холодом, вползал страх и отчаяние, заглатывая и переваривая жалкие остатки надежды. Милёна глядела на Олгу, как показалось последней, целую вечность. Праздное любопытство в больших Милёниных глазах постепенно сменилось неподдельным удивлением, страхом и радостью. Она сделала несколько неуверенных шагов в сторону Олги. Потом еще…

— Леля…

Имя, беззвучно слетевшее с дрожащих губ. Олга вздрогнула и неуверенно, будто пробуя на вкус давно позабытое слово, произнесла ответное:

— Мила.

То, что было дальше, Олга помнила смутно. Голова трещала, будто кто-то огрел по затылку обухом топора. Милёна, повиснув на шее у сестры, ревела в три ручья, перемежая потоки слез водопадом бессвязных фраз. Змея же, туповато улыбаясь, молча гладила ее по голове, погрузившись в полное безмыслие.

Мирону на миг почудилось, будто его благодетельница двинулась умом от счастья, и как только он об этом подумал, лицо Змеи перекосило от злобы. Мальчик вздрогнул и сморгнул жуткое видение. Мгновение спустя Олга с каменным выражением отстранила плачущую от радости женщину и заговорила:

— Слушай малышка, ты сейчас пойдешь домой… где твой дом? — ее голос был, словно сталь, твердый и холодный. — Возьми с собой мальчика. Его зовут Мирон. Приласкай его, как брата. Я вернусь вечером… не спорь… к ночи буду. Заберу вещи с постоялого двора… нет, я все сделаю сама… тихо… все сама, носильщик не нужен, поняла! Иди за моей сестрой.

Последняя фраза предназначалась Мирону, после чего Змея развернулась и зашагал прочь.

— Ольга, не делай этого! — донесся ей вслед сдавленный страхом голос мальчика, но она даже не обернулась, рявкнув через плечо:

— Не твое собачье дело, щенок!

Лис сидел на своем тюфяке, задрав рубаху до подбородка, и с интересом и некоторой досадой разглядывал огромный синяк на правом боку. С интервалом в несколько секунд он тыкал в него пальцем, шипел от боли, но самоистязания не прекращал, видимо, надеясь, что боль исчезнет… вместе с синяком. Олга некоторое время молча наблюдала за бессмысленными действиями своего Учителя, стоя на верхней ступени, после чего переступила-таки на пол и закрыла за собой вход. Лис еще немного помучил себя, после чего одернул рубаху и разочарованно вздохнул. Это было довольно забавно, и Змея бы даже посмеялась, если бы настроение соответствовало смеху и шуткам.

Рыжий некоторое время рассеянно наблюдал, как его подопечная молча укладывает в короб разбросанные вещи.

— Змея, ты что, знаешь куда бить?

— Вижу.

— И… давно?

— Помнишь медведя?

Лис тихо выругался. Змея хмыкнула, разворачивая общие тюки и вынимая из них часть своей поклажи.

— Что, болит? Ты же хотел почувствовать себя человеком? Что ж, по-моему, неплохая возможность!

Она не видела его лица, но кожей почувствовала гнев, пробужденный болезненными для нелюдя словами. Злорадная улыбка скользнула по ее губам и исчезла прежде, чем Змея успела обернуться к подошедшему вплотную Лису.

— Куда это ты снарядилась? — он указал глазами на собранную котомку. Голос его был спокоен, словно вода, скованная льдом.

— Я ухожу, — в тон ему ответила Олга, безбоязненно глядя в пустоту черных буркал, скрытых злым прищуром.

— И куда, позволь спросить?

— Не позволю.

Он по природе своей не отличался особым румянцем, сейчас же последняя краска сбежала с худого лица.

— Ты соврал мне, — тихо продолжала Олга, пытаясь не сорваться на крик от переполнявшего ее гнева. — Ты сказал, что я чудовище. Что я подобна тебе. Что люди будут страшиться меня, что родные не признают во мне человека… Я понимаю, зачем ты это сделал, но… не приближайся ко мне!.. Я тебе этого никогда не прощу. Я тебя ненавижу! Мерзкий лживый ублюдок! Это ты чудовище! Ты, не я! И не смей даже близко подходить ко мне и моей семье. Помни, я вижу, куда нужно ударить, чтобы тебе было очень больно.

Она сдернула с шеи невзрачные ножны с ритуальным кинжалом, что носила при себе с самого поединка, и бросила их под ноги ошарашенному Учителю.

— Забирай, он не нужен мне более. И еще, — стоя на ступенях, добавила она, — при следующей нашей встрече я убью тебя, так что не попадайся мне на глаза… нелюдь!

Растерянное лицо Лиса — последнее, что успела увидеть взбешенная Змея, прежде чем захлопнуть крышку люка.

Никто не видел ее слез. Никто не знал о той боли, что тисками сдавила ей грудь так, что даже крик, рвущийся с искусанных губ, не имел звука. В темном закоулке, между глухих заборов, опершись на загаженную стену, она, обхватив дрожащие плечи, рыдала от жуткого гнетущего чувства. И не было в нем радости освобождения, не было счастья обретения семьи, а была какая-то невнятная тоска, безосновательный страх и всепоглощающая бездна боли.

Никто не видел и не знал. Лишь Мирон почувствовал легкий озноб и испугался странной тени, что померещилась ему в темном углу. А Лис…

Лис, свернувшись в тугой ком, объятый болью, лежал на полу. Ее страдания текли через его тело, усиливаясь стократ, и причиняли невыносимые муки. Прижимая ко лбу ножны, еще хранящие тепло ее тела, он шептал сквозь стиснутые зубы:

— Jag förbannar dig, bror! Jag förbannar dig för den här tråden! Jävel …32

Глава десятая

Крыса и Рыба

Олга, откинувшись на подушку, бездумно водила глазами по резному обрамлению, украшавшему карниз пазухи33, в которой стояла ее широкая кровать. Сквозь закрытые ставни просачивался слабый свет еще