Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова

землю. Город питали две реки: Ильмежан и Ильмежин — верхний и нижний Ильмеж, соответственно, и обширная долина между ними была райским уголком для земледельцев. Ходонские сыры и масло по праву считались лучшими как в Славии, так и в Верийском княжестве. А за самоцветами, в особенности драконьей кровью и слезами, как называли местные рубины с изумрудами, съезжались купцы с самых дальних пределов. Лучшие ювелиры севера работали в Ходограде, и серьги, одной из которых Олга лишилась в Затоне, тоже были сработаны здешними мастерами.

Миря с открытым ртом взирал на необычайное великолепие, перегнувшись через борт торговой маридонской ладьи, шедшей вверх по Ильмежину. Чья-то сильная рука схватила его за пояс, отдергивая от опасного края, и навесила хороший подзатыльник, от которого зазвенело в ушах. Мальчик вжал голову в плечи и, потирая больное место, бочком обошел чернявого нелюдя, ища взглядом Змею. Олга, разложив письменные принадлежности на свободной за ненадобностью скамье гребца, задумчиво глядела на позолоченные осенним убранством берега, посасывая кончик пера. Миря присел рядом, ожидая, покуда его благодетельница вынырнет из омута своих мыслей. Он знал, что в такие моменты не было смысла отвлекать ее, и, стоит заметить, подобные состояния Мирон наблюдал уже много раз за последние две недели их совместного путешествия. В такие минуты она становилась особо красивой, и как будто что-то менялось в суровых чертах ее лица. Точно слетала маска, выделанная дубильщиком из грубой кожи, и на миг сильный духом и надменный воин превращался в хрупкую нежную девушку с трогательно приоткрытым в задумчивости ртом, совершенно беззащитную, что было не простой видимостью: в таком состоянии Олга не замечала ничего кругом. Миря глядел на нее с нескрываемым восторгом, и внизу живота набухало незнакомое до этого желание. Впрочем, сметливый мальчишка быстро заметил, что не он один смотрит на Змею как-то… иначе.

Моряки посмеивались над девкой с мечом, поддевали и срамословили между собой на своем родном наречии. Суть их высказываний понять было не трудно, даже не зная языка — на лице все писано, как говорят в народе. Но дальше непристойных шуток и липких взглядов дело не шло по одной простой причине: все боялись жмыря.

Ух, этот мерзкий йок! Как же Миря его ненавидел. С того самого момента, когда нелюдь понял, что желание его Ученицы насчет мальчика не блажь, а вполне четкое и непоколебимое решение. Как же они ругались! Таких страшных и срамных слов Мирон за все свои двенадцать годков не слышал ни разу. И как же он был напуган, когда нелюдь в порыве бешенства ударил Олгу, выкрикивая, что самолично перережет сопляку горло и выпустит ему всю кровь вместе со Змеиной страстью к познанию и изучению. Но еще более мальчика испугала ее ответная ярость. Миря так и не понял, каким образом они сумели договориться, но Лис его не трогал, хотя особой любви по отношению к мальчику не питал. Он вообще ничего ни к кому не питал… кроме нее!

Мирон был на редкость глазастым и любопытным ребенком, и он сразу заметил, какие взгляды бросает нелюдь на свою подопечную. Как странно поблескивают его обращенные на Змею мертвые глаза, когда некому в них глянуть. Однажды Миря решил посмотреть на Змею, купавшуюся в озере, и наткнулся на Лиса — благо, тот его не заметил. Все внимание нелюдя было сосредоточено на Олге, выжимающей воду из растрепанной косы. И что это был за взгляд! Миря тогда подумал, что будь он девчонкой, помер бы на месте от такого взгляда. Упал на землю и разлетелся в прах, ибо не осталось бы в нем ни капли жизни, все вмиг высосал бы жуткий йок.

После, когда Лис ушел, Миря обнаружил на коре дерева, рядом с которым стоял йок, глубокие вмятины и сочащиеся соком следы острых когтей.

Вот и сейчас нелюдь угрюмо смотрел на нее, пристроившись подальше от своей Ученицы, и ход его мрачных мыслей был совершенно неясен. Олга, глубоко вздохнув, сморгнула и перевела прозрачный взгляд на мальчика, тихонько улыбнувшись.

— Ольга, мы уже почти в городе, — Мирон произносил ее имя на свой лад: мягко и с характерным придыханием. Змея коротко кивнула.

— Помоги мне.

Мальчик с готовностью подал ей короб, в котором хранились книги, шкатулка с ингредиентами и прочее нужное барахло, и с большой аккуратностью принялся укладывать истрепанные фолианты внутрь. Змея с одобрением поглядывала на Мирона. Ей нравилось то, как бережно он относился к книгам. Это наводило на мысль, что из запуганного и несчастного ребенка может вырасти хороший незлобивый человек. Необходима лишь ласка, да чуточка материнской любви…

Олга провела рукою по льняным кудрям, отчего Миря вздрогнул и поднял на нее свои светлые глаза. Слишком светлые!

Змея оказалась права, мальчик действительно был странным. Как выяснилось, он почти ни разу не болел. Змея, пробуя его кровь, обнаружила, что та отличалась по составу от человеческой, хранила в себе отпечаток многих хворей, не вступая с ними во взаимодействие. Короче будет сказать, что мальчик был не совсем человеком, но, в то же время, вряд ли его можно было назвать нелюдем. Загадку затонского мора Олга разгадала достаточно легко. Предположив, что Мирон, пробыв длительное время в окружении людей, зараженных гнилой болезнью, впитал в себя страшный недуг, который после длительного периода вышел наружу, Змея принялась поить его настоями, что чистили кровь и печень. Миря от этого пойла страдал неимоверно: ел мало, постоянная рвота истощила его до костей. Лишь два дня назад, присоединившись к купеческому каравану, что шел из Маридонии на Ходонскую ярмарку, Олга освободила мальчика от тяжких процедур, ибо купец грозился выбросить Мирю за борт, если тот будет пачкать палубу и борта ладьи.

Причальные доки находились достаточно далеко от центра города, так что издали гости, приходящие речным путем, могли наслаждаться прекрасным видом на Ходонск, чьи каменные и деревянные дома серпантином окутывали холмы, скрытые в золоте увядающих деревьев, сквозь редеющую листву которых горели на солнце купола храмов и темными пятнами глядели крыши изб.

В порту кипела жизнь. Шум, гам, крики, разноголосье и разноязычье хлынули через борт вместе с портовой вонью, как только моридонцы причалили. Миря, вытягивая шею, глядел из-за спины Змеи, нетерпеливо ожидая, когда же они спустятся вниз, чтобы он мог поближе рассмотреть разгружающих соседнее судно моряков, чьи обнаженные по пояс тела были чернее ночи. Олга же, в свою очередь, не спешила сходить на берег. Разглядывая пеструю толпу людей, суетящихся среди бочек, тюков и ящиков, она не особо желала присоединяться к