Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова

в вышине, под утро иссяк, сменившись мелкой туманной моросью. Люди, что еще были способны ходить, просыпались, принимаясь за повседневный труд. И все-таки именно Мирон, как потом сказывали, увидел ее первым.

Двор Лытко лежал ближе всех к берегу, откуда она и явилась. Миря, взяв ведро, вышел за калитку, да там и замер с открытым в ужасе ртом, узрев, как из воды медленно поднимается страшный призрак.

Она была похожа на наваждение, жуткое и прекрасное одновременно. Будто сотканная из тумана, дева медленно ступала босыми ногами по лужам, вода в которых разбегалась мерцающими кругами от ее тонких ступней. Белая сорочка, набрякшая дождевой влагой, облепила ее точеный стан и молодую грудь, прикрытую длинными волосами, ниспадавшими до пояса, а на бледном осунувшемся лице безумным огнем горели янтарные змеиные глаза. Миря следовал за ней как завороженный, покуда она не остановилась у колодца на площади. Краем глаза мальчик отмечал, что кто-то, бледнея и крестясь, бросал труд и в страхе запирал за собою дверь, кто-то бессильно замирал, обреченно опуская руки. И во след деве шелестом опадающих листьев стелился шепот, несущий страшное имя — Моровая Вестница.

Площадь в Затоне была небольшая, с общим колодцем и сигнальным колоколом на дощатом помосте под двускатным навесом. Миря спрятался за помостом, с замиранием сердца глядя на Вестницу. Дева невидящим взором медленно обвела ближайшие дома, будто заглядывая сквозь бревенчатые стены, потом опустилась на колени прямо в лужу, поджав пятки под ягодицы, отчего мокрая рубаха сильнее обтянула соблазнительные выпуклости. Мирон отрывисто вдохнул-выдохнул и покраснел. Вестница, закатав рукава, погрузила тонкие изящные ладони в грязную жижу и замерла. Некоторое время ничего не происходило. Гнетущая тишина повисла над поселением, нерушимая ни единым звуком, и вдруг разорвалась на множество криков, стонов, воплей, что волной накрыли дома один за другим. Миря задрожал, от ужаса прикусив губу, на которой тут же набухла влажная кровяная капля. Дева которую он видел теперь со спины, больше не казалась ему прекрасной. Вода вкруг ее тела забурлила, вздымаясь грязно-черными пузырями. Спина дрожала, и сквозь прозрачную от влаги ткань на коже проступали бурые пятна. Волосы на голове зашевелились, искрясь зеленоватым огнем. Буквально на глазах она худела, превращаясь в обтянутый кожей скелет, а грязь, что стекалась к ней со всех сторон, густела, превращаясь в вязкую вонючую массу.

Стоны и плач постепенно утихли, деревня снова погрузилась в тишину. Моровая Вестница медленно осела на землю, оставшись недвижимо лежать в луже, ставшей вновь прозрачной. Миря на карачках — ноги не держали его — подполз к ней, заглядывая в осунувшееся лицо. Она подняла на него потухшие слезящиеся глаза, глаза побитой кошки, и растрескавшиеся губы дрогнули в слабой улыбке. Миря неуверенно улыбнулся в ответ и разревелся.

— Уйди, — заорал кто-то, — отойди, дурак, помрешь!

Чьи-то крепкие руки оттащили упирающегося мальчика прочь. Вокруг лежащей в луже девушки уже собиралась толпа бледных перепуганных людей.

— Ой, бабоньки, что ж это творится то?! Ой, кумушки, да кто ж такое вытворил?!

— Что за диво-то?.. Никак ведьма!

— Да какая ведьма! Смерть это, лихорадка ходячая! Мужа у меня забрала, треклятая!

— Да ты почем знаешь? Поди сам помер!

— Конечно, вдруг ни с того ни с сего — и помер! Ты-то не видел, как она из реки вылезла, яко русалка, да по улице вышагивала! Это она, хворь проклятая, по души наша пришла!

— Ой, бабоньки, у меня сынок помер! Горе-то, горе!

— Батюшка, посоветуй, что нам с Мореной делать-то?!

— Да постой ты, вдруг это не Лихорадка!

Священник с воспаленными глазами на исхудавшем от болезни лице молча стоял в стороне, кутаясь в теплую шаль поверх рясы, и жадно смотрел на полунагое девичье тело.

— Сжечь ее надобно, покуда не очнулась, да не уморила всех…

— А вдруг енто не Мора?

— Дурень! А кто ж, если не она?!

— Ох, бабоньки, страх, страх-то какой!

— Эй, мужики, собирайте дров, хворь жечь будем!

— Багор, багор тащи, или лопату! Не руками же эту погань на костер класть.

Миря метался в крепких объятиях, вопя сквозь слезы:

— Не смейте! Не троньте! Не Мора она, не хворь!

Но мальчика никто не слушал. Его передали по рукам, выкинув за предел круга, так что он перестал видеть взгляд янтарных глаз, сначала удивленных и испуганных, а после полных ужаса. Продолжая отчаянно кричать и колотить руками по широким спинам, преградившим путь, Миря с нарастающим ужасом наблюдал, как на сложенную второпях кучу дров баграми и лопатами втащили обессилившую девушку, разорвав ненароком рубаху, как облили маслом бесстыдно обнаженное тело, видел, как беззвучно шевелятся ее губы, не способные произнести слова в свою защиту, как вспыхивает горючее, и языки огня медленно подбираются к своей жертве, жадно облизывая сырые дрова. Видел, и в сердце его поднималось осознание того жуткого непотребства, огромной ошибки, что совершали его родичи, сами того не ведая. Тогда он отвернулся от костра и бросился бежать туда, где еще можно было найти спасение для несчастной. “Только бы успеть!” Потому и не увидел он, как в толпу метнулась черная страшная тень, торя себе проход, будто горячий нож в куске масла, и то, как кровь обезумевших от страха людей оросила мокрую землю.

* * *

Змея очень устала. Ей с трудом доставало сил дышать, не то, что шевелиться. Сначала она удивилась, услышав речи толпы, потом испугалась и озлилась. Потом ей стало все равно. Когда огонь лизнул руку, превратив кожу в пузырящееся месиво, она даже не закричала, хотя боль, прежде смиряемая добрым духом, теперь, когда он спал после утомительного труда, рвала ее тело со всей силой. Единственное, на что она еще была способна, это на слезы. Слезы боли, отчаяния, жалости к себе и обиды на такую жестокую неблагодарность людей, которых она спасла от страшной смерти. Теперь она умрет, задыхаясь в дыму и испытывая страшные муки. Прежде, чем потерять сознание, Олга увидела знакомое лицо нелюдя: бледное, перекошенное яростью — и успела подумать: а ведь тогда, на тракте, он действительно меня приревновал…

Как только три головы, будто бритвой снятые с плеч одним ловким ударом, упали в размокшую грязь, неприятно чавкнув в полной тишине, люди вышли из оцепенения, вызванного внезапным появлением черного всадника, и с дикими криками бросились врассыпную, давя друг друга. Лис, сдернув с плеч мокрый плащ, сбил им пламя и, обернув Змею, снял ее с костра. Мужики, остановившись в отдалении, с изумлением наблюдали, как бережно страшный жмырь отирает с тела девушки масло, как аккуратно, стараясь не слишком тревожить ожоги,