Реформатор после реформ. С. Ю. Витте и российское общество. 1906-1915 годы - Элла Сагинадзе

В одной из статей, написанной в эмиграции и не вошедшей в текст его мемуаров, Колышко утверждал, что также вел переговоры с другим крупным театральным деятелем – В.И. Немировичем-Данченко. Надеясь на постановку своего произведения в Московском Художественно-общедоступном театре (МХТ), он ознакомил режиссера с текстом «Большого человека»:

Свидание. Хозяин роется в бумагах, достает несколько исписанных листков, дает мне:

– Вот, глядите – заглавие «Большой человек». Я тоже задумал такую пьесу. Некогда писать. Да и не вышло бы у меня… Пьеса ваша будет иметь успех. Но на Художественный не рассчитывайте! Слишком близка аналогия с Витте…[692]

Хотя сложно проверить достоверность этого эпизода, мне она кажется вероятной. Как я уже писала выше, Колышко, помимо театра Суворина, рассматривал и другие сцены – например, предлагал пьесу для постановки режиссеру Малого драматического театра в Москве А.П. Ленскому. Очевидно, чувствуя, что его произведение непременно «попадет в нерв» общественного мнения, он искал коммерчески более выгодные условия.

Успех пьесы окончательно закрепил за публицистом репутацию апологета Витте. Так, в одном из писем марта 1915 года писатель Н. Португалов делился впечатлениями от новой книги и в этой связи упоминал о пьесе: «Прочитал книгу Думбадзе “В.А. Сухомлинов” – сплошная лесть. Очевидно, что автор намерен играть при Сухомлинове ту роль, которую при С.Ю. Витте играл Колышко»[693]. В подтверждение закрепления такой репутации за публицистом есть и другой убедительный аргумент. В одной из солдатских газет 1917 года, рассчитанной на широкую, демократичную публику, ему давалась следующая характеристика: «Одно время он состоял личным секретарем графа Витте. И написал пьесу из жизни последнего – “Великий человек”. Пьеса эта ставилась на сценах многих городов России»[694]. Интересно, что поводом к появлению заметки был арест Иосифа Иосифовича, а в подобных случаях, как правило, выбираются оценки, наиболее выразительно характеризующие человека.

Однако идея, будто Витте изменился под воздействием обстановки, не была изобретением Колышко. С этим соглашался не только близко знавший графа князь В.П. Мещерский[695], но и неизменный оппонент министра финансов в печати на рубеже XIX–XX веков, издатель газеты «Русский труд» С.Ф. Шарапов: «Русский министр финансов есть истинный мученик… он осужден 99 % своей работы тратить не на творчество, а на преодоление разных сопротивлений…»[696]. Инициатор появления пьесы, издатель Суворин, публично выразил ее основную идею еще в апреле 1906 года (в связи с отставкой Витте): «Его недостатки в значительной степени – недостатки среды и недостатки отживающего режима. Он был его дитя, и счастливое дитя, потому что он родился талантливым и умным. ‹…› Если б он провел свой век при других условиях, он сделался бы одним из самых замечательных русских людей. Этого нельзя забывать. Нельзя судить о людях вне той жизни и той обстановки, среди которых они воспитаны, жили и служили»[697].

Колышко удалось выразить эту мысль более рельефно, облечь ее в художественную форму. Новизна и «сенсационность» пьесы только способствовали тому, что образ Витте – «большого человека» закрепился в общественном мнении. Так, после смерти Сергея Юльевича, последовавшей 28 февраля 1915 года, сразу несколько газет назвали его «большим человеком»[698]. «Новое время» в некрологе среди прочего заявляло, что Витте «был и до конца остался “большим человеком”»[699]. Интересно, что этот штамп использовался не только в столичной, но и в провинциальной периодике. В «Киевской мысли» от 2 марта 1915 года известный фельетонист в одноименной статье даже соотносил почившего сановника с героем пьесы[700]. Штамп получил широкое распространение.

Пьеса почти не нашла отражения в источниках личного происхождения (за исключением цитируемой выше переписки, касающейся технических вопросов постановки произведения на сцене). Мне удалось обнаружить лишь несколько мемуарных свидетельств, мимоходом упоминающих о «Большом человеке»[701]. Очевидно, постановка действительно имела не более чем сиюминутный успех злободневности.

Р.Ш. Ганелин в одной из своих работ, упоминая о пьесе, отмечал, что инициатором ее появления был сам граф: «По поручению Витте он [Колышко. – Э.С.] сочинил восхваляющую его пьесу, которую без обиняков назвал ”Большой человек”»[702]. Как я постаралась показать, граф не только не имел отношения к появлению спектакля, но и не знал о замысле Колышко вплоть до премьеры. Вывод же авторитетного историка о причастности Витте к созданию «Большого человека» основан на репутации сановника как манипулятора общественным мнением и является ошибочным.

Символично, что появление пьесы Колышко совпало по времени с постановкой другого драматического произведения. В декабре 1908 года на сцене столичного Императорского Александринского театра появилась пьеса с похожим сюжетом – «Вожди»[703]. Автором ее был князь А.И. Южин-Сумбатов – известный драматург и театральный деятель. В главном герое пьесы публика также видела намек на опального сановника. Причин для сравнения «Вождей» и «Большого человека» было несколько. Во-первых, главным героем «Вождей» тоже являлся сильный и энергичный сановник, претворяющий в жизнь некий смелый проект. Во-вторых, в сочинении Сумбатова, как и в «Большом человеке», сталкивались два мировоззрения: дореформенное – старое и провозглашаемое главным героем – новое. Наконец, в «Вождях» снова изображалась среда высшей бюрократии.